Секс Пистолз.История изнутри.

ЧАСТЬ 2 ЛЮДИ

 ДЖОННИ РОТТЕН

ГЛЕН МЭТЛОК: У нас был сейшен с «Воющим Лордом Сатчем» и мы использовали их аппаратуру с их микрофонами. И Джон сломал что-то около 3 микрофонов. Раздолбал их просто. И после нашего выступления парень из группы «Воющего Лорда» подошел к нам и сказал: «Вы разбили наши микрофоны». Джон ответил: «Это не я». Он клялся и божился, что не разбивал. Но я сам видел это, несколько минут назад, он швырял их оземь. И полностью все отрицал. И главное сам верил в то, что говорил, я просто не мог понять этого.

Он всегда делал такие вещи. Он ужасно себя вел иногда. Он мог сказать что-нибудь и через 5 минут напрочь об этом забыть. И главное он верил в то, что он этого не говорил. И неважно, что ты ему скажешь, он стоял на своем. Полный бред.

ДЕЙВ ГУДМАН: Джон непредсказуем. Онлюдвержен совершенно разным настроениям. Он способен просидеть всю ночь, если сможет, за разговорами. Он не любит много спать. Любит хорошую еду. Любит выпить — Гинесс или что-то другое — и начинает заводиться к людям. Подкалывает их, разводит дебаты. Некоторых людей он совершенно игнорирует, они тоску на него нагоняют и обламывают, а других людей он находит интересными и вытягивается во всю длину, чтобы узнать о них больше.

В: А о чем он любит беседовать?

ДГ: Много о религии как правило. Еще любит о своем прошлом рассказывать. Разные темы — немного об американской политике, просто о людях в целом, о людях с низким уровнем мышления, о положении в стране, о положении в системе образования...

В: А что расстраивает его?

ДГ: Когда он не может гнуть свою линию, это расстраивает его, ну и еще дураки всякие. Но когда он в настроении, никому не удается и замечания вставить. Я помню он как-то захотел сесть на переднее сиденье в нашем автобусе. Мы остановились у заправки. Все вышли наружу. А он сидел сзади — по-моему, он думал после заправки сесть спереди, — но когда он вернулся из туалета, кто-то другой уже сидел спереди и ему пришлось лезть через переднее сиденье — на заднее. А сидеть он хотел спереди. Думаю, что это Глен был, кто сказал: «Иди назад», и мы тоже сказали: «Давай, нам надо успеть на сейшен, кончай возникать, не будь ребенком, давай». А он аж вспыхнул весь от ярости. Я мы потом поняли как смешно это все, когда все утихло через некоторое время.

Много у него разных настроений, и все это Джон. Знаешь, он может быть в хорошем настроении, а через минуту плохом. Все это часть его стиля, который просто нужно понять и принять.

Иногда он мог быть надоедливым. Если он был в настроении, а ты к примеру, был немного не в себе и с трудом дел беседу, чтобы ты ни говорил, он подхватывал каждое слово и оно обращалось против тебя, и ты чувствовал себя полным дураком. Или он совершенно игнорировал тебя в такой манере, что ты начинал думать: зачем ты вообще сидишь и говоришь с ним, это просто трата времени. А иногда он мог сказать сам тебе: «Слушай, не хочешь ли ты засесть так на ночь и поболтать? Я спать не хочу, давай?». И мы читаем Библию друг другу, просто зачитываем кусочки и обсуждаем их, что каждый думает о них.

«... лик самой энергии, жаждущей выхода, какая-то потаенная противоестественная гордыня.»

ГРЕХЕМ ГРИН «Брайтон Рок».

... даже Игги Поп в своей маниакальности не сравнится с Д. Роттеном, до дрожи пробирающим, маниакальным, буйно помешанным вокалистом, которого даже сам Бог вряд ли слышал.

Роттен разрывает свое горло на тысячи кусочков, своим лицом он держит ритм и глаза горят совершенно сумасшедшим огнем. Ты испуган до смерти! Он ходит по сцене в каких-то судорогах и конвульсиях и, кажется, вот сейчас он вцепится в первого, кто заметит его свихнутое состояние.

В этом уродце есть свое обаяние и, хотя он не двигается, танцуя как Джаггер, и не берет таких нот, как Плант, за 40 минутное выступление Роттен затрачивает больше усилий, чем вся группа Led Zeppelin за представление в 3,5 часа. Его глаза глядят так остекленело, его угрозы столь неправдоподобно реальны, что ты серьезно начинаешь гадать — не живет ли в нем какой-то патологический монстр, проделывающий все это.

РОСС СТЕПЛТОН, Саундз, 30 июля 1977 г.

Она сказала с печальной убежденностью: «Он проклят. Он знал, что собирался сделать. Он тоже Католик».

Он ответил мягко, «ПРОДАЖНОСТЬ ЛУЧШЕГО ЕСТЬ ХУДШЕЕ» (лат)

«Правда, отец?» «Я считаю, Католик более других подвержен злу. Вероятно, потому, что мы верим в него, мы больше, чем другие люди, находимся в поле досягаемо дьявола. Но мы должны надеяться, — добавил он механически, — надеяться и молиться.

ГРЕХЕМ ГРИН, «Брайтон Pок»

ГЛЕН МЭТЛОК: Джон, конечно, вполне серьезен, но самом деле все на полусерьёзе. Хотя он и не подаёт вит? потому что в противном случае он будет разгадан Есл люди раз увидят, что он дурачит их, он уже не сможет быть таким крутым потом.

Он сидел совершенно спокойно и его серые античные глаза таили, но не раскрывали тайны.

ГРЕХЕМ ГРИН, «Брайтон Рок»

ДЖОННИ РОТТЕН (с приятелями): Знаешь кто такой Малькольм? Пахан такой. А меня не надо контролировать милейший.

В: Вот, вот, именно поэтому я и хочу узнать твою точку зрения, она, я думаю, отличается от малькольмовской...

ПРИЯТЕЛЬ: А мы будем читать хорошую и правдивую книгу.

ДР: Видимо, это будет страшная скучища ( общий смех).

В: Я не думаю так, потому что...

ДР: Как люди все-таки любят вранье. (Переходит на северный акцент). Вот беда-то, еб-твою. (Нормальный голос). Ведь так? Люди любят читать всю эту помойку: о смотри, нарко-диллеры, «джанки», оргии каждую ночь.

ЕЩЕ ОДИН ПРИЯТЕЛЬ: Ну это не совсем хуйня (общий смех).

В: Ты говорил, что пресса искажает тебя. Можешь этого слегка коснуться?

ДР: Они либо преувеличивают — как мы отлично выступили таким-то вечером, либо совсем обсирают нас. Какие-то скрытые мотивы... Все эти люди из прессы, мы просто не платим им, чтобы они пришли и посмотрели на нас, вот они и пишут свои гнилые статейки. Все они лицемеры и ублюдки, большинство их. И они обсирают тебя, потому что им вовремя не отстегнули бабки. И, знаешь, первые, кто начал помогать нам, у них просто возможность подвернулась начать делать себе имя. Это просто паразиты. Знаешь, они хотели за наш счет на Север прокатиться, бесплатные отели, жратва, деньги. Что на это сказать? Хочешь писать о группе статью — пусть она будет охуенно честная, твое собственное мнение. И не жди, что тебе за нее заплатят.

В: Многие люди говорили мне, что такие люди как Керолин Кун и Джон Ингэм, они действительно с большой благосклонностью о вас писали, они рисковали своей шеей, когда писали о вас впервые. Направлен ли против них твой критицизм?

ДР: Ко мне с благосклонностью? Руку что-ли протягивали? Если к нам относятся с благосклонностью, мы платим той же монетой. Даже если это такие же несчастные, как мы. Думаю, даже если они еще хуже. Джон Ингэм, с ним все в порядке, Керолин Кун — кто такая? — ничего не знаю. Она нарвалась на неприятности, она проявила ж нам социальное участие? — не надо говорить такой ерунды.

В: Ты часто критически высказывался про образование в стране в целом.

ДР: До хуя чего наговорил. Ага. Говенное оно.

В: А в каком смысле?

ДР: Да мозги тебе промывают и все. Никакого образования. Ничему тебя не учат. Всему ты сам учишься. А они просто мозги тебе залечивают. Пытаются подогнать под общий уровень. Чтобы в итоге получилась одна общая масса, которой легко управлять. Они не любят личностей. Им не нравится, если кто-то высовывается. Если у тебя в средней школе появится собственное мнение, они просто выебут тебя за это. А из таких как раз и вырастают те, кто любит насилие, большинство жуликов, преступников, ебаных ма-рихуанщиков — как раз из тех, кого в школе хорошенько обломали.

ПРИЯТЕЛЬ: Да, это так.

ДР: Для них это единственный путь.

В: А твоя собственная школа в чем так уж провинилась? — ты ведь учился в Романо-Католической школе, не так ли?

ДР: Ой, Романо-Католическая... да эти школы еще хуже, они просто разрушают тебя. Религия, религия, религия. Тебе не позволяют иметь свою точку зрения. В 12 лет я так им и сказал: не хочу больше каждое утро толкаться в этой глупой массе. Вот они и пытались выгнать меня из школы (ирландский акцент). Но это не очень-то демократично. (Нормальный голос). И я вовсе не в восторге от того, как они учат тебя сдавать экзамены. Это полнейший бред. Учат тебя проваливаться. Я доказал это. Я считаю, что я с легкостью сдал экзамены и совсем не ходя в эту школу, потому что они выгнали меня. Просто пришел и сдал экзамены.

В: Ты прошел Первую ступень?

ДР: Да (пауза). У них нервишки тогда совсем сдали. Кажется, я даже не посмотрел на свою школьную характеристику. И так понятно, что они там понаписали: ангел ада, наркоман. (Все начинают говорить сразу).

В: И ты прошел этот начальный экзамен по английскому? Какие книги ты изучал?

ДР: Да не изучал я их. Так, раз прочел. И больше ни разу не прочту.

В: А что за книги?

ДР: (мелодраматически) Макбет. (Утомленно) Поэзия Китса. И еще там одна была (протяжно) «Брайтон Рок», Грехем Грин. Абсолютная чушь. Смотри, я просто раз прочел ее понял приблизительно о чем она, и сделал свои выводы. Использует несколько умных словечек, которые вычитал прошлой ночью в словаре, и делает вид будто все знает. Вот тебе и вся Английская Литература. (Приятели благодарно смеются).

Просто дурят тебя. История то же самое. Я около двух дат запомнил и под дурачка косил: «Вскоре после этого» «Несколько месяцев спустя...» (Общее ржание).

В: И что, все это повлияло на твое отношение к книгам и чтению? Я думаю, ты мог бы...

ДР: Да ничего на меня не повлияло. Не люблю читать вообще.

В: Не любишь?

ДР: Да это они отбили у меня всякую охоту. Они ни к чему не привили мне интереса. Уроки проводили по принципу чем скучнее, тем лучше. Интереса никакого, просто отсиживаешь. Смешно и глупо.

ПРИЯТЕЛЬ: Взгляни, к примеру, на сам класс, там же около 45 ребят, в классе...

ДР: Главное, посмотри на учителя...

ПРИЯТЕЛЬ: В нашем классе...

ДР: Если твой учитель — старый скучный пидор, который ненавидит тебя, потому что ты моложе его — это еще ничего. Кажется, один только урок был, где я никогда не дремал, всегда был настороже, это математика. Потому что сумасшедший ирландский ублюдок привык вдалбливать в нас свет знаний своей тросточкой. (Общий смех). (С ирландским акцентом). Это не смешно. (Смех стихает) Он умер от рака. Все ненавидели его. Но как он умер, все сразу «О, он был такой хороший учитель». И на экзаменах v него были отличные результаты, потому что он подсказывал тебе этот ебаный ответ.

ПРИЯТЕЛЬ: Да. И ремнем еще порол.

В: Итак, после школы ты пошел в технический колледж. И кажется, ты пробыл там год.

ДР: Технический колледж... так они его называли? Я очень вежливо назову его засраной дырой.

ПРИЯТЕЛЬ: Это же был не технический колледж?

ДР: Нет.

ПРИЯТЕЛЬ: Нет, это был образовательный колледж

ДР: Сначала я учился в Хакни.

ДРУГ: А, вот там технический колледж как раз...

ДР: ...но они выгнали меня оттуда. Там я познакомился с Сидом. Мы вместе прогуливали. Затем мы вместе пошли в Кингсвей (образовательный колледж).

В: И что ты там изучал? По крайней мере, что собирался изучать?

ПРИЯТЕЛЬ: Алкоголику.

ДР: Учился я там пивным кружкам (ирландский акцент) в местном пабе.

ПРИЯТЕЛЬ: Да, это правда. Потому что я на стройке каждый день работал, каждый день, а он околачивался там с 11 до 3-х.

ДР: Легкие деньги, правда? Бери стипендию и гуляй. У меня много денег тогда было, от всяких левых дел (легкий смешок).

В: И какие предметы ты сдал?

ДР: Все начальные и 2-ю ступень по Английскому, о кою-ром я скажу, что это была самая большая куча говна, которую я разгреб в своей жизни.

В: А что была за программа на тот год? Шекспир в основном...

ДР: Шекспир, все программные поэты и писатели английского замеса — хуйня полнейшая, просто нонсенс. А, и еще один был, поэт-модернист, Тэд Хьюз, блядь.

ПРИЯТЕЛЬ: Он мог что-то напутать, потому что каждый из колледжа этого в пабе торчал. Все были в пабе. Солидная компания собиралась, с понедельника до пятницы.

ДР: Да, десять процентов посетителей.

ПРИЯТЕЛЬ: Да, и каждый прошел эти экзамены. Так ведь? Вспомни всех этих тормознутых, с которыми мы в школу ходили. Мутных этих. Самые тупые в классе — и те сдали, 2-я ступень, 22-я ступень, ты их знаешь, все они сдали.

ДР: Чтобы пройти эти экзамены, ума до хуя не надо, просто наглости немного. Или память отличную надо иметь или наглость, чтоб через это дерьмо пройти. Они же ждут от тебя готовый ответ, когда спрашивают: «И что тебе понравилось в этой книге?» Ааарр. Вызубрить просто и не дай бог кого-то критиковать. Вот за что я не люблю их, экзамены.

В: А расскажи о своих первых контактах с группой, с нею все началось?

ДР: Ну из-за магазина этого. Они видели меня там. Думали, что я такой чокнутый. Я уже носил тогда эти булавки на одежде. Это 3-4 года назад. И через год они позвали меня к себе (пауза). Мне скучно было просто одеваться. Это одежда все.

В: А что тебя в магазине привлекало? Зачем ты туда ходил?

ДР; Потому что охуенная разница. Мне казалось там классные вещи продаются. Для меня много о человеке говорило его пользу, если он носил эту одежду, а другому въебать хотелось, если он смеялся над ней. Потому что когда ты так выглядишь, и кто-то доебывается до тебя... ты дашь сдачи. Я думаю, ты целую толпу можешь разогнать, если они думают, что ты сумасшедший. Да, а потом это стало местом для среднего класса, и я ненавидел все это. (Презрительно фыркает). А сейчас и того хуже. Они поднимают пены. И магазин загибается с каждой неделей.

В: А в каком смысле для среднего класса?

ДР: Только они могут себе позволить там что-то покупать.

ПРИЯТЕЛЬ: За сколько, не помнишь, Пол купил себе брюки там? Сколько они сейчас — 35 или 45?

ДРУГОЙ ПРИЯТЕЛЬ: 150 фунтов за костюм, ужас, да?

ПРИЯТЕЛЬ: Да нет, 65 за костюм, или нет — 75. (В телевизоре, который только что включили, появляется изображение). Один-ноль. Арсенал забил, один-ноль!

ДРУГОЙ ПРИЯТЕЛЬ: Нет, пиджак из шотландской шерсти сейчас 60 ф. и...

ДР: Смотри, когда я ходил туда в те годы, цены были реально низкие. За два фунта можно было майку купить.

ПРИЯТЕЛЬ: У них тенденция сейчас такая — повышать цены.

ДР: Сейчас Малькольм бросил магазин, он не занимается им больше. Это все Вивьен. Как Малькольм ушел, цены стали расти. Неудержимо расти. Малькольм, сама знаешь, все время с группой проводит. И магазином больше не занимается.

В: И еще одна вещь, группа зарекомендовала себя как анти-сексуальная, вы ведь не играете на сексуальных эмоциях на своих концертах, так это?

ДР: Нет. Но если ты имеешь в виду любовь...

В: А так вот что я имею в виду (смеется).

ДР: Да, мы не анти-сексуальны. Зачем мы тогда называемся Секс-Пистолеты, если мы против секса. Вот любовь я ненавижу. Мы ни одной любовной песни не написали. Как достало уже все это (северный акцент): о любовь, любовь, твой океан безбрежный. (Нормальный голос). Нам не нравится любовь. Это дерьмо просто.

В: Ее не существует, или же вы презираете ее?

ДР: Да любовь это просто похоть. Все очень просто.

В: А что ты понимаешь под похотью?

ДР: Да жадность, не так что ли? Самолюбие. Женитьба. Я считаю — хочешь с кем-то жить, живи на здоровье, но зачем еще в придачу эти ебаные официальные бумажки — захочешь разойтись и не сможешь. Все это страсти, похоть. Отвратительно. Все это глупо, пагубно и порочно. Подписываешь себе приговор. В общем, мертвое слово[2]. (Обращается к ДЕББИ, которая появляется в дверях). Я так люблю чай, дорогая, большое спасибо. Не хочешь ли ты приготовить мне чашечку чая, Дебби?

ДЕББИ: Нет.

ДР: О, иди, приготовь.

ДЕББИ: Ладно уж, я вижу у вас тут интервью.

ДР: Спасибо, Дебби, дорогая Дебби, спасибо, Дебби, юная кинозвезда[3]. (Дружный смех).

ДЕББИ (из кухни): Мудаки!

В: И еще один вопрос, отвлекаясь от анти-любви — твоя позиция против поп-звезд?

ДР: Презираю звезд. Засранцы они. Живут в своих дворцах и ни хуя не знают о реальной жизни. Все, о реальной жизни они перестают что-то знать. Долбаются там наркотой, засранцы, и привет.

В: Терри Слейтер из EMI думает, что ты вскоре станешь одним из них, у тебя просто нет другого пути...

ДР: Это точно — но по их мнению. Я должен встать на этот путь, потому что все пока вело к этому. Но, кажется, мы тут можем все перевернуть — только одно поколение становилось звездами, группы 60-х. Но до них были рок-н-роллеры, и они не были вне реальности, не так что ли? Они держались своих корней. У них были корни. Говно полезло из шестидесятникоВ: я не отсюда, чувак, седьмые облака и все такое. Это здорово им наехало на мозги, если у них там что-то было. А мы (комические интонации), мы кое-чему от них научились.

В: Вы как группа или ты сам?

ДР: Неважно, как хочешь. Они наши менеджеры.

В: Да, но смотри, такие люди как Фишер (адвокат Пистолз), они, как мне думается, принадлежат к миру бизнеса и...

ДР: Да, он просто на работе, он также работал бы в другом бизнесе, но он часть Гиттербеста, компании, которая работает на Пистолз. Малькольм — это Гиттербест. Пистолз владеет компанией. Глиттербест не может существовать без Пистолз. Она вспомогательна. И все счета приходят на Глиттербест, не с к нам в Секс Пистолз. Это такой окольный путь, чтобы отбиваться от налоговых инспекторов, держать их подальше от себя, козлов вонючих.

В: Так вы, Пистолз, это компания?

ДР: Да, ты должен утвердить себя как компанию, иначе они будут обдирать сетя, стричь с каждого пенни, который ты получаешь. Я думаю они прямо сейчас, блядь, в лучшем виде это проделывают (пауза). И если бы у нас не было таких людей, как Фишер, нас просто-напросто бы обдирали Я обрисовываю реальную ситуацию. В музыкальном бизнесе одни блядские суки. Я ненавижу их всех. Пытаются объебать тебя, где только возможно.

В: Сознательно или бессознательно?

ДР: И так и этак. Часто бессознательно. Они и не догадываются иногда, что перекрывают тебе весь кислород. Для них рок-группа просто еще один кусок жратвы на неделю Новая тема для продажи. Новая статейка об одежде. Но поскольку у нас есть свои художники, свои промоутеры, они во все это не могут вмешиваться.

В: Ты можешь описать свой обычный день?

ДР: В течение дня я обычно не встаю, я, как правило, в кровати, ночью зато я не сплю. Вот тебе и типичный день.

ДЕББИ. Я могу для вас описать день Джона.

В: Что ж, пожалуйста.

ДЕББИ: Все время полусонный. Всегда обиженный. Мммм...

В: Но сейчас он не обиженный, к тому же сейчас еще не ночь.

ДЕББИ. Давайте не будем вдаваться в детали.

В: Но ты ведь встаешь днем, так? Не ночью же? Ты же видишь дневной свет хоть иногда?

ДР: Не очень часто. Ненавижу день. Когда мы гастролируем, это убивает меня: путешествовать целый день.

В: А ты часто репетируешь?

ДР: Да. Около 6 мы начинаем репетицию, в 10 заканчиваем, потом бухать начинаем, приходим на Виллсдейн Лейн, берем ящик пивка, возвращаемся, усаживаемся, ведем себя как последние говнюки и около 8 утра идем на сон.

В: Все вы получаете что-то вроде зарплаты, так ведь? Сколько это, 60 фунтов в неделю?

ДР: 50. Которые я проебываю в первый же день. Иногда десятку оставляю.

В: Фильм вам обошелся в круглую сумму, не так ли?

ДР: Ебаные пол-миллиона.

В: Это конечная сумма?

ДР: Нет, это на настоящий момент. И это не все еще. Это те деньги, которые уже угрохали. Около 10 процентов из них наши, остальные от спонсоров.

В: А как ты думаешь, все фильмы так дорого стоят?

ДР: Для фильма это очень дешево. Просто дешевка. И грязь одна. Ничего больше, фильм этот.

В: Хорошо, так вы пошли на контакт с объединениями, я имею в виду кинообъединения...

ДР: А что, по-твоему, нам нужно было делать?

В: Нет, я просто не могу понять почему...

ДР: Ну тебе же нужно все это, то, се, пятое, десятое, этот ебаный владелец аппаратуры, оператор, человек со светом, ассистенты...

В: Но зачем вам все это, вы же не делаете игровой-полнометражный фильм...

ДР: Да, полнометражный.

В: Но я думала, что это будет что-то вроде документального кино...

ДР: Ненавижу документальные фильмы. Совсем не хочу попадать в Мир Ржачки.

В: Ладно, пусть так, но я думаю, что в наше время все вымыслы безнадежно скучны. Факты гораздо интереснее.

ДР: Факты? Да все знают о фактах.

В: Нет, не знают.

ДР: Да ладно, каждому про факты что-то известно. Даже больше чем мне (смеется). И все шиворот-навыворот.

В: Каким был Джон, когда он был мальчиком?

МИССИС ЛАЙДОН: Когда он был мальчиком, он был очень тихий, замкнутый. И всегда очень благоразумный мальчик, и развитый очень. Когда он был ребенком, если я говорила ему что-то, он тут же схватывал, запоминал. Когда ему было 8, его уже одного можно было оставлять дома. С ним не было хлопот. Он всегда знал, что делает, и ты ему всегда доверяла.

В 8 лет он меннингит схватил. Это страшно испугало меня. У меня в 11 лет был меннингит и я сразу поняла, что это, когда увидела его. Повезла его в больницу, он был совсем плох, — я даже думала, что с ним уже все, потому что они там сказали, что это еще хуже, чем меннингит. Он видеть даже не мог. У него зрение после этого испортилось, не знаю, вы замечали когда-нибудь, у него стал такой ос­тановившийся взгляд, пристальный такой?

Нет, никаких серьезных последствий или чего-то такого, знаете. Неделю он пролежал в больнице, ему чуть лучше стало вроде, и я как-то пришла к нему, а он лежит — совсем без сознания лежит. Я, конечно, плакать. Боже мой, думаю я, пусть уж он или совсем поправится, или... Пришла туда и плачу. А вечером опять пришла. А он сидит уже на кровати (смеется).

В школе он был послушным, искусством интересовался, вот, и всегда у него в начальной школе были хорошие характеристики. Когда он ходил в начальную школу, он получал много поощрений за искусство, даже делал рисун­ки для школьной библиотеки. Они даже спрашивали меня, чтобы я разрешила нарисовать ему картинки для телепрог­раммы Голубой Питер.

А закончив начальную школу, он пошел в следующие классы и очень хорошо ладил со своим классным руководителем. Около трех лет у них были очень хорошие отношения. А это был очень строгий учитель. Не из тех, кто из-за каждого пустяка бежит к директору. Если он видел что ты делаешь что-то не то, он сам тебя наказывал, так вот. Но он умер, рак или что-то еще, и после этого у Джона в школе испортились отношения.

Был там один учитель, с которым Джон не мог поладить никак, хотя он делал свои задания, все как надо. Но неважно как Джон выполнял свои задания, этому учителю не нравилось все, что делал Джон. Не знаю почему так было И Джон как-то стихотворение написал, очень смешное, мне кажется, стихотворение, и учитель этот пошел к директору а директор вызвал меня. Большой шум-гам из-за него вышел.

В: А о чем было стихотворение?

М-С Л: О том, как кто-то забыл таблетки на полке, а ребенок проглотил эти таблетки, и Джон писал, что забудешь на полке таблетки — получатся мертвые детки, как-то так. Все было зарифмовано и по мне так очень смешно, и я даже смеяться начала, а директор говорит: «Это не смешно». Но я-то вижу, что это смешно, вижу, где Джон находит тут смешную сторону, но этот директор, о, очень суровый, педант такой, грозно на тебя так смотрит, знаете. Неважно что, неважно как, Джон не мог быть прав никогда.

Я работала тогда на студии Уоборн, рядом со школой. И однажды я выглядываю в окно — и вижу, по дороге идет Джон. Из школы — слишком рано, и хотя он школу особенно не любил, он никогда не прогуливал; ходил он в школу всегда и неприятностей в этом смысле не было. А тут он пришел и говорит: «Учитель просто выгнал меня». Конечно, я не поверила. И потом я пошла к авторитетным людям в педагогике, и они сказали, что раз уж это Католическая школа, они тут бессильны помочь, надо идти к Епископу, который является главой школы. Так вот, а Джон тем временем сидел дома, это был декабрь, а в январе уже у него начинались экзамены 1-ой ступени. В конце концов я дошла до Епископа, и он сказал, что ничего не может понять, потому что, он сказал так: «Я глава школы, я должен был самолично там присутствовать». В общем, Епископ сказал, что Джон может придти в январе на экзамены. И он пришел и сдал свою 1-ю ступень. А когда он пришел, этот учитель, у него хватило наглости повернуться к нему и сказать: «Привет Джон, как поживаешь? Надеюсь ты успешно сдашь свою 1-ю ступень». Да, я думаю это самое настоящее хамство.

Да, когда он ходил в школу, их всех водили к компьютеру. А он всегда интересовался музыкой, стихами, сам писал стихи и все такое. Он все время что-то писал. И этот компьютер сказал ему — он сам просто упал от смеха — компьютер сказал, что он будет работать в музыкальном бизнесе как автор песен или поэт. Мы вместе посмеялись, тогда он сказал это — он говорил помню: «Никогда. Ты можешь себе представить, чтобы так все вышло?». Он говорил: «Я очень хочу этого, но ты можешь себе представить, что мне выпадет этот шанс в жизни?» — так и сказал. А через два года все так и вышло. Я была в отпуске, когда он позвонил и сказал, что и как. Я чуть не умерла от смеха, правда. Задним числом, конечно, я все обдумала и, видите, как только случай подвернулся, он его не упустил. В тот же год он ушел из колледжа.

Все говорят мне: «О, твой сын звездой стал, дом тебе купит», а я отвечаю: «Мне не нужен дом». Они не могут в это поверить. Они думают, что я только и мечтаю, чтобы уехать из города, перебраться в большой коттедж с плава­тельным бассейном и Бог знает чем. Я думаю, это испортит меня (смеется).

Вы не поверите, как люди относятся ко всему этому. Чтобы я ни сделала для Джона, они тут же спрашивают: «А сколько он вам заплатил?». Я попала в телевизор, то-да-се, и первое что они спросили: «А сколько вы за это получили?» Сами видите, где все их мысли.

 ПОЛ КУК

В: Кем вы работаете?

МИССИС КУК: Ой, да по-разному: готовлю, мою, стираю, подстигаю, все что придется, я только в больницу попадаю время от времени и получаются короткие промежутки, когда я совершенно разбита — такие нервные стрессы из-за домашних дел. (смеется).

В: А вы давно живете на С... Роад?

МК: 16 лет.

В: А каким ребенком был Пол, когда он был совсем маленьким?

МК: Несчастный такой немного, да, немного несчастный. В коляске одного не оставишь — плакать начинает, знаете, если ты уходишь за покупками. Но в остальном очень милый мальчик, правда, такое прелестное дитя, на девочку похож немного. Он был светловолосый, блондин, он и сейчас такой и очень милый (смеется). Вот, и в остальном он был вполне нормальным ребенком, играл с другими детьми, в неприятности попадал, хулиганил. Он ходил в ясли в Фулгам, в Фулгамскую Больницу, и хорошо подружился там с детьми. Я работала там, весело было. Я там убирала для детей, в яслях на Фулгам Палас Роад. Всегда игрался с чем-то, когда был ребенком, всегда у него были эти барабанные палочки — я уже говорила это «Дейли Мейл» (смеется) все время играл, стучал во что-то. От соседей постоянно шли жалобы из-за этих барабанов. Но я никогда не верила, что он когда-нибудь будет этим заниматься (смеется).

Когда он дал мне на хранение деньги эти, он не хотел, чтобы кто-то об этом знал. Надеюсь вы напечатаете это (смеется). Он сказал мне однажды, когда он был здесь последний раз и уезжал за границу, довольно надолго, он сказал мне — что он сказал-то? — «вот тебе 50 пенсов». Я сказала: «Зачем это?». Он сказал: «Купи себе пачку сигарет и возьми Валлиум» (успокоительные таблетки для домохозяек — п. п.) (смеется). Вот что он сказал мне! А потом, когда он должен был прийти и забрать эти деньги, я сказала: «Что ты с ними делать собираешься?», а он ответил: «Их нельзя тратить».

В: Нет, кажется, они снова вернулись в компанию.

МК: Да, почему?

В: Я думаю потому, что они не заплатили налогов.

МК: То есть в итоге они их не получили, да? Но кто-то должен их получить. Ой, я такой человек, что волнуюсь по любому поводу, правда, я могу сказать это про себя.

В: Да, вы слишком много из-за этого переживаете.

МК: Он был прекрасный мальчик. Ленивым не был никогда, всегда работал, насколько я помню, он единственный из всей группы, который никогда не ленился. Но я не верила этому, когда он родился. Я сказала доктору — он сказал, что у меня мальчик, а я говорю: «Да нет же», а он говорит: «Да, да». И это был он, его беленькая голова (смеется). Наш Папа всегда называл его Питер Грейвис потому что он все время плакал (смеется).

У меня нет ни одной их пластинки сейчас, потому что я так горжусь ими, что все их раздарила. Но по мне они очень веселые, особенно последняя их пластинка «Pretty Vacant». И часто я слышу от моего маленького внука: «Я совсем тупой!» (pretty vacant — п.п.). Он и мне как-то сказал: «Ты, бабушка, совсем тупая». Но я думаю, это замечательно. А как вы думаете, это будет что-то вроде Роллинг Стоунз и все так и заглохнет или же что-то действительно случится?

В: Я не знаю. И никто пока не знает. Скажите мне, что произошло, когда Джонни Гнилой к вам зашел в гости?

МК: Что произошло тогда? Мм, что-что... ах да. Когда он зашел к нам, он уселся на лестнице, что во двор выходит, и я подумала: что я-то должна делать? Волосы торчком, одет в джинсовую куртку, вся она порванная и в дырах прожженных, булавки эти, я не помню, были они в ушах у него или в его чертовом носу, но они были, эти булавки, везде на нем. И я подумала про себя: он совсем некормленный — и он очень странно выглядел, знаете. И я подумала: все ли с ним в порядке? Вот, уселся он на ступеньках и я сказала: «Привет, Джонни», а все ребята с улицы ждали, чтобы взять у него автограф и все такое. Гевин, сосед наш, он был актером на телевидении, следующая дверь от нас, он тоже, конечно, хотел увидеть его. А тот засмущался, сидит на лестнице нашей садовой и выглядит очень подавленно. Вот я и говорю ему: «Ничего, мы все тут подавлены, Джонни», и он смеяться начал и кажется от этой фразы моей он еще больше смутился.

И я сказала ему: «Хочешь чего-нибудь съесть или выпить?». И он сказал: «Выпить чего-нибудь». Я сделала чай и надо было делать обед для Пола и Стива, он мне сказал: «У меня в горле пересохло», и я верю, что ему очень полегчало, когда он выпил бутылку лимонада или полбутылки. А я делала в это Воскресенье как раз яблочный пирог и спросила его: «Ты голодный?» и он сказал: «Да»: и пока я хлопотала по хозяйству, он съел половину яблочного пирога (смеется). А потом он пошел в комнату Пола, и я там начала ставить пластинки, и мы посидели в ком-яате Пола, и ему, кажется, все надоело, потому что я ставила то, что мне нравилось, а он хихикал все время, но, ладно, он, я думаю, мальчик великий, и я скажу вам (меня не интересует Билл Грюнди) при мне он не ругался, и никто из них не ругался.

Я думаю все они великие. Я совершенно серьезно, я не щучу. Я знаю, что могу сказать несколько неприятных вещей про Пола, но я думаю — они замечательные. Я думаю, у них у всех крушение было в жизни, и они достигли уровня других людей. Жаль, что не все они мои сыновья. Вот мое резюме, о всей четверке, и я еще надеюсь, что все они помогут мне с деньгами и я никогда больше не буду работать (смеется).

ПОЛ КУК — ШКОЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА, 1967-68, КОНЕЦ ГОДА

(система у них такая: А+ — высшая оценка, потом А, потом А-, В+, В, В- ... D- — последняя удовлетворительная оценка — п.п.).

Посещаемость 229/230. Прилежание: хорошее. Поведение: хорошее.

Активности: капитан команды класса.

Школьное рэгби, туризм по стране, крикет, атлетическая команда. Внешкольная команда рэгби.

Классный руководитель: Мне приятно наблюдать, что Пол, работая все лучше и лучше, достиг высоких результатов. Надеюсь, в следующем году он повысит их еще. Он стал выдержанным, добросовестным капитаном класса и также представляет школу на атлетических соревнованиях.

ПОЛ КУК — ШКОЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА, 1969-70, КОНЕЦ ГОДА

Активности и интересы: капитан школьной команды (летний сезон) футбольная команда, киноклуб.

Посещаемость: 277/294. Прилежание: хорошее. Поведение: удовлетворительное. Оставление после уроков: 0. Особые заслуги: 4.

Классный руководитель: Основное мнение сложилось такое, что Пол может работать гораздо лучше, если он приложит к этому свой ум. Также его выбор относительно друзей порой может довести его до беды. Я надеюсь в следующем году он станет собраннее.

Наставник: Если Пол будет полагаться только на самого себя, он сделает себе превосходную карьеру.

Директор: продолжать старания.

ПОЛ КУК, ШКОЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА, 1970-71, декабрь, 1970.

Посещаемость 110/112. Прилежание: хорошее. Поведение: хорошее.

Классный руководитель: Пол очень легко поддается влиянию тех, кто находится рядом с ним и я думаю, он сейчас находится в таком возрасте, когда ему следует твердо решить, чем он хочет заниматься в жизни. Либо сконцентрироваться на работе и хорошо сдать свою 1-ю ступень в следующем году, либо существует риск, что он провалит все предметы.

Наставник: Пол сейчас должен определенно приняться за работу, освободившись от дурных влияний. Этот год решающий!

Директор: задумайся!

В: Чем ты стал заниматься, когда закончил школу?

ПОЛ КУК: Была у меня одна работа, на пивзаводе в Мортлейке, 3 года электриком проработал.

В: Значит тебе пришлось сдать экзамен в городской гильдии?

ПК: Да я сдал его, поэтому у меня есть кой-какая квалификация. Но я хуй чему там научился. Они там просто бухали все целыми днями, эти парни. Делать было там совсем нечего. Большинство из них просто весь день сидели-пьянствовали и к концу дня все были в жопу пьяные. Я был учеником электрика, Но я хуй чему там научился, потому что всем было наплевать на все... нет, ребята все были отличные, весело было, но они только и знали, что нажираться. Нет, я ни в чем их не обвиняю. И самое неприятное это вставать рано утром. Потому что репетировать надо было. Мне нужно было вставать в 7 каждое утро, идти на работу и потом, забежав домой, я сразу ехал на репетицию в Вест-Энд, а там все затягивалось допоздна.

В: А нравилось ли тебе учиться в школе?

ПК: Да, весело было. Мы же со Стивом одногодки — мы в параллельных классах были. Нам просто все было поебать. Мы всех напугали однажды. Я огонь разжег на своей парте. Чуть весь этот ебаный класс не сгорел. Они все просто с ума посходили.

В: Как ты думаешь, школа давила на тебя?

ПК: Нет, совсем нет. Мы хорошо там веселились, потому что в нашем классе было много психов. Да, иногда давила конечно. Садись за уроки и тд. Скука. Единственное, что мне нравилось из 1-й ступени это техническое рисование и столярное дело. А все другие уроки нам по фигу были. Там было несколько хороших учителей, знаешь, учителей такого современного стиля, знаешь, сядут-поговорят с тобой один на один, войдут с тобой в контакт. Но большинство не такие были. Вообще главная беда во всех школах зто то, что учителя уходят. Новые время от времени приходят, но они не справляются. Когда ребята видят нового учителя, они сразу начинают его на хуй посылать.

В: А что с английским? Тебе он нравился?

ПК: Нет, не очень, потому что я ненавижу читать. Не могу сосредоточиться. Скучно становится после двух страниц. Кроме нескольких книг. Я две книги, думаю, всего и прочитал: о братьях Крей и Заводной Апельсин.

В: Сейчас, когда ты оказался в центре внимания и в некотором смысле стал звездой, что тебе сейчас нравится? Как все это повлияло на твою повседневную жизнь?

ПК: Не сильно повлияло. Почти никак. Просто (пауза), когда ты/выходишь на улицу, на тебя смотреть начинают, куда ты идешь — знаешь, если ты пойдешь не в то место, какое надо, можно нарваться на неприятности. Особенно в эти несколько недель, когда нас с Джоном избили. Тогда все правда было круто. Но за последние недели все немного успокоилось.

А если ты идешь в нормальное место, люди никак не могут оставить тебя в покое. Я считаю, я запросто могу с кем угодно поговорить, но они просто не понимают, что когда они заканчивают, подходит кто-то другой и начинает говорить с тобой о том же самом, и так по десять раз за вечер. Разные люди, знаешь, спрашивают одно и то же «Что вы сейчас делаете?», «Как у вас все идет?», «Когда выйдет ваш альбом?», «Что там будет?» Это правда немного надоедает (зевает). И ведь не скажешь им просто — слушай иди на хуй.

 СИД ВИШИУС

БУГИ: Сид это большая личность. Я имею в виду когда мы были в Швеции три с половиной недели. К концу третьей недели все были измучены, все устали немного от (пауза), нет, не друг от друга, а от того, что происходило. Потому что, знаешь они первый раз выступали в таком составе, и они первый раз давали так много концертов в такой жесткой последовательности, даже с Гленом они столько подряд не играли. И к концу третьей недели Сид начал становится реальным центром, знаешь, от этого парня живые искры летели. Знаешь, он очень, очень...  не  знаю какое  слово подобрать (пауза), в общем, с ним было отлично работать в такой ситуации.

ДЖЕК ЛЬЮИС (Дейли Миррор)... Я сделал материал с Сидом Вишиусом. Сейчас этот материал — это только то, что сказал Сид Вишиус. Все, что мне нужно было — отвести его в угол и поболтать. Мы стали беседовать и я просто записывал. Вот так же как я сейчас говорю с вами, он говорил со мной о своих мнениях, о жизни своей, как он учился, за что боролся, о своих проблемах и это дало мне взгляд изнутри — сам бы я никогда так не понял Сида Вишиуса.

Были люди, которые читали мою статью, и говорили, что он осуждает себя своими же устами. Возможно для них так все и есть. Но с другой стороны находились люди, которые говорили: «Правильно, теперь я лучше понимаю этого человека». И есть третий тип людей, которые ловили каждое его сле-ю, потому что он — Сид и для них он что-то вроде героя, если не анти-героя...

БУЙНЫЙ И БЕСПОРЯДОЧНЫЙ

Это образование, сказал Сид Вишиус, сделало его панк-рокером...

«Я не порочный человек сам, правда. Я считаю, что я добрый. Я люблю свою маму. Она понимает меня и она рада, что я нашел в жизни то, что мне нравится. В общем, я буду продолжать оставаться собой, пить, есть хорошую еду, иметь девушек. Не просто одну постоянную подругу, почему люди всегда хотят обладать друг другом? Возможно, я умру раньше, чем мне будет 25. Но я хочу прожить свою жизнь так, как я хочу».

Дейли Миррор, 11 июня 1977

СИД ВИШИУС (в присутствии Нэнси Спанжен): Океи ты хочешь спросить?

В: Хочу спросить тебя о статье Джека Льюиса, как все это получилось, и что ты думаешь о ней в готовом виде.

СВ: Хорошо, все это получилось потому, что просто накануне вышел один там инцидент в Спикаси, кого-то там покалечили. Джонни Роттен и я оказались под подозрением. Мы всегда (саркастически) что-то такое вытворяем.

Он взял у меня интервью, потому что меня зовут и было ясно, что он начнет мне задавать все эти вопросы — спрашивать меня про насилие и про все эти вещи что я делаю то-то и то, со своими подковырками, представ­ляя себе человека с низким уровнем развития — наверное судя по себе.

И я поставил его в полный тупик, он думал, что он спросит меня и я все ему так и скажу: «Да, я плюю на все я крутой, я порочный, я избил всех людей и расколол их башки надвое». Он-то думал, что все так и будет. Он был совершенно в этом уверен. А я ему сказал все совсем наоборот, что он хотел от меня услышать. Я сказал ему, каким я был милым и начитанным мальчиком и что у меня и в мыслях не было всем этим заниматься, я холил и лелеял хомячков и все такое, понимаешь о чем я? Сделал вид такой, как будто катался как сыр в масле. И он охуенно поддался на это. Они просто такие жирные, что думают булки растут на деревьях. Они просто дураки. Они вообще ни хуя не знают. Тошнит меня от них. Я от них просто физически заболеваю, потому что их не касается то, что творится. Они вообще понятия не имеют, что происходит И они не могут просто, не могут ничего понять. Вот почему, знаешь, когда люди читали как я люблю свою мамочку и как она рада, что я, наконец, нашел, что мне по душе .

Насколько я понимаю, самые разные люди могут по­смотреть на фотографию, где я стою и что там я говорю и сказать, что одно с другим не вяжется. Конечно, ума ему не хватает, как большинству взрослых — не хватило ума сделать что-то стоящее.

У взрослых этих вообще нет ума никакого. Как только кто-то перестает быть ребенком, он перестает что-либо осоз­навать. Неважно сколько тебе лет. Тебе может быть и 99 и ты можешь оставаться ребенком. И пока ты ребенок, ты во все врубаешься, ты знаешь, что вокруг происходит. Но как только ты «подрастаешь»...

... Мне абсолютно не интересно ублажать широкую публику эту. Я просто не хочу, потому что я правда думаю, что они — подонки, меня тошнит от них физически, от широкой публики. Они подонки. Надеюсь, ты это напечатаешь. Потому что мое мнение, что 99% этого говна на улицах из-за того, что они ни хуя не знают о жизни.

В: И что — все люди раздражают тебя?

СВ: Да. Люди и их ебаная поза. Что я хочу — так это заниматься тем, чем нравится, а если кому-то еще это нравится, пусть приходит и берет, понимаешь о чем я? А если никому в этом ебаном мире не нравится, что я делаю, мне по хую. Если даже ни одной копии не продастся, меня это не ебет. Главное мы делаем то, что нам нравится. Нам по кайфу делать это, по кайфу слушать. Я много слушаю наши записи, потому что мне они нравятся. Я думаю, это отличные записи. Иначе я бы не принимал в этом никакого участия. Мне нравится слушать нашу музыку так же, как мне нравится слушать Ramones. Ramones — моя любимая группа, кстати. Но ты понимаешь о чем я?

В: Да. Что ты думаешь о телевидении?

СВ: Ненавижу его и все, что с ним связано. Хуже его не придумаешь — у меня депрессия начинается от ТВ, оно пугает меня. Эта манера как эти пидоры лижут жопу, понимаешь о чем я? Как они говорят: «А сейчас прекрасное то и прекрасное это». Все их слова — полная хуйня, понимаешь о чем я? Зачем все это? Понимаешь о чем я? Я ненавижу неискренность. Если ты делаешь что-то, делай это только потому, что тебе это нравится и ты хочешь это делать. Потому что весь твой барыш — это просто куча помоев. Что ты будешь делать со всеми этими деньгами, к примеру? Я знаю только ОДНО, что можно делать с деньгами (Он и Нэнси смеются). Одну вещь. Вот что я делаю со всеми своими деньгами. С каждым пол-пенни.

В: Ты ходил с Джоном в один технический колледж. Так ведь? Тебе там было нормально или нет?

СВ: Что ты имеешь в виду, работу?

В: Да все. Работу и...

СВ: Я дружил там с Джоном. Я дружил там с черными пацанами — они отличные были, негритосы в этом колледже. Правда клевые, понимаешь о чем я? У них были пластинки реггей и мощные звуковые системы, и они были сами отличные. Но все остальное говно. Я ненавижу работу. Я ничего там не делал. Ни одной вещи. У меня всегда был предлог какой-то. И я вообще не могу работать, не потому что я неумный там, а просто потому что мне все это не интересно. Я неспособен сделать что-то такое, чего я не хочу. Просто не умею. И не умею заставлять себя. Или я хочу чего-то или не хочу.

В: А как ты думал: будет там что-то хорошее?

СВ: Нет, я знал, что все говно. Но ничего другого мне не лезло в голову, да и возраст был такой, что можно было не суетиться, понимаешь?

В: а сколько тебе было, когда ты ушел из школы?

СВ: 15.

В: И что это была за школа?

СВ: На Клиссолд Парк.

В: общеобразовательная, да?

СВ: Мммм.

В: А ты много читаешь?

СВ: Нет, вообще не читаю. Комиксы читаю в основном. Ненавижу книги. Они все скучные. Нравятся только раз­влекательные книги. И ужасы нравятся.

В: А ты не думаешь, что в книгах есть что-то такое, чего нет нигде?

СВ: Нет. Что они могут мне предложить? Особенно книги и телевидение.

В: Но ведь выбор в смысле книг куда богаче, чем выбор телепрограмм.

СВ: Ладно, если мне покажется, что я что-то хочу узнать, я как-нибудь узнаю об этом, или выясню сам. А о том, чего я не хочу знать... Я не могу сказать, что я люблю книги, но если встанет такая необходимость, что мне надо про­честь книгу, чтобы о чем-то узнать, я с радостью прочту эту книгу. Но я не могу обобщать тут ничего. Я вообще не могу ничего обобщать. Мне ничего особенно не нравится. (Сид с неохотой позволил нам поговорить с его мамой).