|
ТРАССА, КОТОРУЮ ОНИ ВЫБИРАЮТ
Конечно, между декларациями и реальной деятель¬ностью людей всегда
существует некоторая дистанция. В данном разделе мы хотели бы более
подробно оста¬новиться на образе жизни пипл.
Судя по всему, наиболее адекватно «системная» идея свободы воплощается
в трассе. Трасса — весьма свое¬образный феномен культурной жизни
«системы».
Из «Словаря системного сленга»:
«ТРАССА — а) дорога, шоссе; б) процесс передви¬жения по трассе автостопом. Употребляется в сочетании ПОЙТИ (УЙТИ) НА ТРАССУ.
ТРАССОВЫЙ — нечто, находящееся или употреб¬ляющееся на трассе.
МАГИСТРАЛЬ — см. ТРАССА.
СТОП — путешествие автостопом. Употребляется в сочетании ПОЙТИ НА СТОП, ЕХАТЬ СТОПОМ и т. д.
СТОПНИК — а) «Атлас автомобильных дорог СССР»;
б) любая карта местности».
Этот феномен включает в себя не только технологию перемещения по
стране, но и определенное идейное обес¬печение, которое всячески
поэтизируется и мифологизи¬руется. Скажем, В. Веретенников пишет в
своем эссе «Неприкаянность»:
«А быть может, именно неприкаянные люди и делают исто¬рию? Во всяком
случае — что-то в ней новое? Разве викинги, хо-дившие на своих ладьях
по всем рекам Европы, в Черное и Белое моря, в Египет, Персию и Индию,
открывшие Исландию, Гренлан¬дию и Северную Америку, не были
неприкаянными людьми? Какая сила, какая тоска, какая страсть отрывала
этих людей от родных очагов, собирала вместе, объединяла в сплоченную
дружину? И вот эта сила заставляет их дружно строить корабль, отречься
от всех былых привязанностей и влечет их навстречу или субтропиче¬скому
зною, или арктическим айсбергам. И самую смерть они при¬нимают с
радостью. Лишь бы это была смерть в честном, откры¬том бою. И умереть с
мечом в руках. А русские казаки-землепро¬ходцы? Какая сила заставила их
пройти всю непроходимую таеж¬ную Сибирь — от Урала до самой Аляски? А
быть может, они просто не могли не идти на восход Солнца? Никто так и
не знает, кто такие инки. Откуда они пришли и куда ушли. И как смогли
создать свою грандиозную, загадочную империю. Только доподлин¬но
известно, что они непоколебимо верили, что они — великие сыны Солнца,
призванные на великие дела. Что они должны по¬строить — и они
построили. Ибо они — сыны Солнца!»
Викинги, Ермак, инки... Будоражащие подростковую фантазию сравнения.
Различные исследователи добав¬ляют к этим именам Гомера и Бояна,
Франсуа Вийона и Григория Сковороду, Горького и Хлебникова, вспоми¬нают
Гекльберри Финна, Одиссея, короля Лира и его шута, намекают на
путешествовавшего «автостопом» Михаила Ломоносова. К. Г. Мяло,
например, констати¬рует, что и «река» и «дорога» являются устойчивыми и
широко распространенными в большинстве известных нам культур символами
жизни, жизненного странствия вообще».
Наиболее близкие к «системному» путешествию исто¬рические, да и
содержательные аналоги, как известно, странствия американских битников.
В вышедшей в 1985 году в Берлине книге «Бунт ущемленных; роккеры,
попперы, панки и хиппи — волны моды и протест в За¬падном мире?» Т.
Хёбнер отмечал, что эти появившиеся в США начала 50-х годов одинокие
странники своими постоянными передвижениями, жизнью в подвалах,
простотой одежды стремились противопоставить неудобст¬во— буржуазному
кичливому комфорту, товарищеское общение между людьми с различным
цветом кожи — расизму «белой» Америки и т. д. Но самое главное —
битники пытались выразить свое нежелание участвовать в делах
капиталистического общества. Они не желали его более знать, слышать,
видеть. Разрыв отношений с обществом и осуществлялся посредством
дороги. Счи¬тается, что дух странствий как одну из центральных тем
битничества лучше всех выразил Джек Керуак в своем нашумевшем в конце
пятидесятых романе «На дороге»: «Мы должны уйти, должны идти не
останавливаясь, ид¬ти пока существуем. Куда? Этого я также не знаю, но
я уверен, мы должны идти». Керуак трактует нахожде¬ние «на дороге» как
подлинную свободу и независимость от общества.
Тридцать лет спустя этот тезис удивительным обра¬зом возрождается в
беседе ленинградской журналистки Вики Владимировой с одним из
тусовщиков.
Юноша из «системы»: «Человек прежде всего дол¬жен быть свободен. Ты же
связана по рукам и ногам — работой, родителями, нелепыми
предрассудками. Я мо¬гу хоть сейчас сорваться с места и уехать, хотя бы
в Москву. А ты сама себя закабалила, лишив элементар¬ной свободы
передвижения».
В. Владимирова: «Я молчала. В этом отношении я действительно была
несвободна. Меня ждали дома, ждали на работе, и, главное, я совершенно
не понима¬ла: зачем мне прямо сейчас ехать в Москву?»
Юноша: «Ты сейчас будешь оправдываться тем, что любишь своих родителей
и не хочешь их огорчать. Но чего стоит любовь, если она лишает человека
свободы?!»
В. Владимирова: «Я вспомнила «Маленького прин¬ца»: «Мы все в ответе за
тех, кого приручили». Это бы¬ло ближе и понятнее. А с моим собеседником
мы так и расстались — каждый при своем понимании».
Традиции отечественной трассы были заложены в конце 60-х годов. Как это
происходит теперь? Приведем несколько рассказов. Уже знакомый нашему
читателю Снюсь повествует:
«...В мае решили махнуть в Ялту. До Москвы доехали поез¬дом. Выражение:
«Ленинград — Москва — не трасса» — общеиз-вестно. От Москвы до Харькова
ехали стопой. Частники не сто¬пятся, только дальнобойщики. Вообще-то
ехать стопом — это идейное действие. Привлекает ощущение исключительной
свободы. Правда, по дороге в Белгород в маленьком таком городишке
Обоянн нам это ощущение подпортили. Нас попросту свинтили. Мы спокойно
шли себе вдвоем с мальчиком, никому не мешали. А тут — милиция, «черный
ворон», перекрестный допрос в разных комнатах... Ужас какой-то.
Грубость, дикость, жестокость! Идут себе люди и все. Так нет же, надо
хватать и допрашивать: «Куда идешь?» Какое им дело? А мы даже не знали
толком, где мы на-ходимся. Почему-то они решили, что мы охотимся за
какими-то иконами. Внешность у меня, конечно, была невнушающая: щетина,
длинные свалявшиеся волосы, красные глаза, грязный вид... Да еще и
документов не было. У меня, правда, была призывная книжка. Меня хотели
отправить в спецприемник, а приятеля мо¬его — в детприемник, ему
шестнадцати не было. Но спутник ока-зался толковым. Он не мог себя
назвать, так как был в розыске, и стал плести им всякие телеги,
называть данные своего друга. Случайно оказалось, что капитан знал мать
этого друга — она в Харькове в ресторане «Ивушка» работает. Так он не
только нас от-пустил, но и машину до Белгорода нам застопил. Это была
боль¬шая удача, ведь до Обояни нам километров 25 не стопилось. Пока на
милицию не напоролись, почти всю ночь пешком шли. На харьковском
вокзале я несколько дней жил. Спал в будке междугородних переговоров.
Меня там четыре раза винтили. Но каждый раз отпускали. Я им каждый раз
гнал правильные совет-ские телеги — мол, раскаиваюсь, возвращаюсь
домой, собираюсь в армию исполнять свой долг перед страной. На ментов
это жутко действовало, чуть ли не плакали. Как-то залег на скамейке,
будят. А' я две ночи не спал. Глаза совсем красные, куртка драная...
Слышу, за спиной двух ребят винтят, нашли у них библию. Я туи же
говорю, что я атеист, материалист, в бога не верю. Меня тро¬гать не
стали.
Потом на вокзале своих встретил, одному из ребят перевод прислали. До
Ялты уже вместе ехали в плацкартном. Обратно — стопом. Под Москвой жил
неделю в палаточной тусовке. Лес около местечка Раздоры. Там человек
двадцать собралось. Я с ними на Арбате познакомился. В основном —
московские люди и питер¬ские. Один — так из Владивостока, туда три
месяца стопом добирался...»
Другой наш знакомый, восемнадцатилетний Тони, пристрастился к трассе
после седьмого класса, когда родители отправили его поработать к
знакомым в Крым. Так сложилось, что он был предоставлен самому себе два
месяца:
«Я месяц шлялся по Крыму один. Благо, деньги были. По¬скольку
самостоятельность у меня развита была с детства, в авто¬стоп врубился
быстро. Мне это очень понравилось. Разъезжал себе свободно, и никто не
обращал на меня внимания...
Что привлекает в трассе? Трасса — это полная свобода от всего. Особенно
мне нравится трасса на Юг. А вообще, все трассы великолепны. Когда я
шел в Уфу, пришлось ночевать в сугробе. Я раньше туризмом занимался,
готов к трудностям. Преодолевать их мне нравится. Есть в этом кайф,
когда с мороза забираешься в кабину. Ночью берут не так часто. Боятся.
Один раз прошагали километров 70 — не берут!
Почему я пострижен так коротко? Так я же летом вшами об¬завелся — вот и
пришлось постричься. Ну да ничего, скоро снова отрастут...»
Девушкам ходить по трассе, судя по всему, сложнее, чем ребятам. Но сложности останавливают далеко не всех:
«На. трассе очень клево, — рассказывает Ната. — Едешь, куда хочешь. В первый раз я испытала просто настоящее потрясение.
Мы тогда с другом на ночной стоп пошли. Мелкий дождик, идешь по
объездной калининской трассе. И в мире ты сам по себе: вот мир, а вот
ты. Гармония какая-то, слияние с миром на все сто...
И не знаешь, куда через час попадешь, где окажешься...
Худшая из мне известных трасс — Тарту — Таллинн. Там никто не стопится.
Как-то раз зимой мы там попали в пургу. Мой муж, Федька, «Отче наш»
вслух читал. А я «Отче наш» не знала и не читала. Я тогда была
беременна. В конце концов, когда совсем худо стало, набрели на какой-то
дом и постучались. Там цивиль ная семья жила, незнакомая, конечно, но
нас вписали. Потом мы ночевали в Нарве, в заброшенных парниках.
Знаете, иногда на трассе просто замечательные люди встреча¬ются. Как-то
раз вписались мы к шоферу-эстонцу. Он — совершен¬но цивильный человек.
Хиппи близко видел впервые. Но через два часа оставил нам ключи от
квартиры: «Вот холодильник, вот белье чистое, а мне надо по делам».
Такой вот человек. И дальнобой¬щики — прекрасные ребята. Когда видишь
издалека «КамАЗ» на трассе — уже возникает какое-то теплое чувство в
душе. Знаешь, что впишешься. В «Татре» — как на самолете.
Меня мать пугала, говорила, что изнасилуют. А один из даль¬нобойщиков
объяснил, что такие идеи у его коллег возникают, если девица сама на
это напрашивается или слишком уж трясется. И я думаю, что это
действительно так».
Видимо, действительно на трассе бывает всякое. И нашему обществу
предстоит выработать к этому «всяко¬му» свое отношение. Может быть,
поручить ГАИ пре¬сечь неформальные путешествия? Ведь эта задача дан¬ной
службе вполне по плечу: частники хиппи не возят, а помешать это делать
водителям государственного транспорта легче легкого. И идейное
обоснование мож¬но подыскать без особого труда. Взять, к примеру,
тру¬ды писателя В. Белова: «...Миграция, полная материаль¬ная
возможность передвижения, свобода смены профес¬сий и мест работы
никогда не шли на пользу нравствен¬ному состоянию личности. Наоборот,
ранний отрыв от семьи, смена друзей и привязанностей... делают
челове¬ка безответственным по отношению к обществу» (Раз¬думья на
родине. М., Современник. 1986. С. 116). Ну чем не платформа для
введения крепостного права? По этой логике не страшно, что новые
Ломоносовы до своих Петербургов не доберутся, главное, что все
непослуш¬ные чада будут по домам, под замком. И никаких путе¬шествий...
Мы бы предложили нечто диаметрально противопо¬ложное: государству,
профсоюзам, комсомолу усилить заботу о том, чтобы наша молодежь могла
как можно свободнее удовлетворять тягу к походной романтике и охоту к
перемене мест, осуществлять бегство от обыден¬ного и поиски новых
впечатлений, обретать друзей и общаться с природой. Думается, было бы
очень хорошо развернуть сеть услуг для путешествующих по трассе,
обеспечить им содействие ГАИ и т. д. Конечно, вероятность обзавестись
вшами, быть избитым или изнасило¬ванной при этом существенно снизилась
бы. Здесь есть над чем подумать.
Ну, а пока они снова и снова выходят на трассу...
Флэт', видимо, правильно представить как своего рода «точку на трассе
жизни», избранной «системным» человеком. Следующее описание типично для
тысяч та¬ких точек, разбросанных по всему Союзу: «Сервант пом¬нил
лучшие времена, но сейчас, без посуды и стекол, он смотрелся жалко, —
вспоминает Вика Владимирова. — На журнальном столике был сервирован
ужин: картош-ка в мундире, полбуханки хлеба, несколько бутылок
де¬шевого портвейна. Прямо на полированной поверхно¬сти — горка шелухи
и папиросных окурков. Пол устлан матрасами — ночью здесь спали все
более или менее случайные обитатели этой квартиры... Дом требует
ува¬жения к своим порядкам и заботы, давая взамен чувст¬во
защищенности, возможность спокойно отдыхать и ра¬ботать. Флэт ничего не
требует, но ничего и не дает. Здесь можно провести вечер или несколько
недель, мож¬но уйти, если прискучила собравшаяся компания или просто
овладела охота к перемене мест. Волноваться и искать исчезнувшего
человека не будет никто».
Разумеется, для того, чтобы создать флэт, «систем¬ному» человеку нужно
иметь отдельную площадь. Ро¬дители, живущие вместе с ним, хиппизма у
себя на до¬му не позволят. Иногда пипл создают флэт в комму¬нальной
квартире, и тогда подобная квартира превра¬щается в поле брани.
Практика показывает, что граж¬дане обычно намного спокойнее реагируют
на бурное коммунальное сосуществование с каким-нибудь соседом-пьяницей,
превратившим свою «обитель» в классический притон с картами, драками и
подзаборными «девочка¬ми», нежели на эпизодические появления в коридоре
и ночевки за стеной тихих, вежливых, но загадочно-непо¬нятных хиппи.
Вызовы милиции для проверки подозри¬тельных гостей становятся здесь
нормой, как и агрес¬сивные выпады «цивильных» жильцов. Сдачи-то от пипл
не получишь! Хиппи — удобнейшая мишень для любой грубости, в том числе
и коммунальной. Впрочем, и переживания граждан можно понять: «Кто
знает, ка¬кую заразу притащат эти патлатые в наш общий дом, в наш
общественный санузел?..»
Насчет того, что флэт ничего не дает его обитате¬лям, В. Владимирова,
видимо, не совсем права. Просто в «системе» несколько иные
представления о функциях дома: не столько «спокойно отдыхать и
работать», сколько тусоваться, без помех контактировать с новы¬ми и
новыми людьми. Время здесь словно бы останав¬ливается. Никто никуда не
спешит. Это действительно несколько особое мироощущение, выпадающее из
кон¬текста нашего суперрационального бытия.
Дорогие вещи на флэту могут оказаться лишь слу¬чайно. К примеру,
видеомагнитофона там не встретишь, хрусталя, ковров, финской мебели —
тем более. Иногда в жилище близкого к «системе» человека можно уви¬деть
приличную стереосистему и коллекцию западных пластинок, но это уже
будет не вполне флэт.
Типичная флэтовая обстановочка может включать плакаты с изображениями
рок-звезд, фотографии Бори¬са Гребенщикова, альбомы и журналы, имеющие
отно¬шение к культуре Востока (в первую очередь.— Индии). Тут же —
«самиздат», религиозные книги и «предметы культа», пособие по
иглотерапии, атлас человека, сравни¬тельно редкая философская
литература, русская клас¬сика (Достоевский, Толстой). На стенах нередки
рисун¬ки, скажем автопортреты хозяина или его портреты, вы¬полненные и
подаренные на память гостями. Между ни¬ми будут уместны головной убор
индейца, африканская маска, коллекция трубок... Мебель эклектична: 2—3
сту¬ла, бабушкины сундук и буфет; посреди комнаты — круглый раздвижной
стол. Радио может присутствовать, а вот телевизор — вряд ли. Зато есть
гитара, магнито¬фон, поющий голосом того же Гребенщикова.
Среди запечатленного на магнитных лентах богатст¬ва Галич встречается
гораздо чаще, чем Высоцкий. Око¬ло дешевенького проигрывателя — стопка
пластинок. Скорее джаз-рок, нежели диско; нет Розенбаума, но есть
Окуджава... Абажурный уют, неспешный разговор, тща¬тельность соблюдения
кофейных или чайных ритуалов... За неимением своей жилплощади флэта
нередко обо¬рудуются на чердаках и в подвалах, в заброшенных до¬мах и
зданиях, идущих на капремонт. Как известно, ком¬муникации отключаются
от покидаемых постоянными жильцами сооружений далеко не сразу. Новые,
«неле¬гальные хозяева» могут там спокойно обитать иногда месяцами. На
подобном флэту мебели нет или почти нет. Занавешенные тряпьем окна,
сквозь которые пробива-ется тусклый свет уличного фонаря, несколько
грязных, изодранных матрасов на полу, пустой перевернутый ящик,
покрытый газетой. На нем — грязные стаканы, чай, объедки... Через
несколько недель «системного» житья стены будут расписаны лозунгами
типа «Free people forever!» разрисованы сверху донизу и иногда — не
бездарно.
Сюда может прийти и быть принят едва ли не любой желающий. Изредка
такие пристанища разгоняются ми¬лицией или становятся легкой добычей
хулиганствующих молодежных группировок.
Обитатели «диких» флэтов — вовсе не обязательно приезжие из других
городов. Иногда они прописаны с родителями в «цивильной» квартире на
той же улице. Душевное состояние флэтующего подростка можно
пред¬ставить себе, прочитав строчки из дневника одного из них — назовем
его Виктором: «И вот я на флэту. Пожа¬луй, впервые за весь этот день
мне до конца спокойно и хорошо».
Наиболее неспокойно и нехорошо «системным» ребя¬там, очевидно, в армии.
Для освобождения от службы члены «системы» используют неплохо
отработанную тех¬нологию получения «белого билета».
Из «Словаря системного сленга»:
«АРМАДА — армия.
КОСИТЬ — уклоняться от службы в армии.
КРЕЗА (вариант — КРЕЗА ТОРИИ) ~ психбольница, сумасшедший дом.
КРЕЗАНУТЬСЯ — сойти с ума. От слова «сгагу» (сумасшедший).
КРЫША — сознание, разум. Обычно употребляется в сочетании КРЫША ПОЕХАЛА
(или ПОТЕКЛА) — го есть человек либо очень сильно удивился, восхитился,
расстроился, испытал какое-то сильное переживание и находится под
впечатлением, либо просто чувствует, что слегка сходит с ума. ПОСТАВИТЬ
КРЫШУ — вывести' кого-то из такого состояния.
СКВОРЕЧНИК — психбольница (вообще-то имени Скворцова-Степанова, но так могут называть любой дур¬дом).
ШИЗОВАТЬ — то же, что и психовать.
ШИЗАНУТЬСЯ — сойти с ума или (реже) сильно ув¬лечься чем-то (кем-то).
ГУСИ — м. т. — выражение «с гусями» то же, что и с «вывихом», «с
прибабахом» и т. д., т. е. легкое помеша¬тельство, странность поведения.
Милиционер воспринимается как враг № 1 даже тем «системным» человеком,
который никогда не нарушает закон. Один из ленинградских пипл поведал в
«Сайго¬не» корреспонденту «Московских новостей», что «быва¬ют дни,
когда моих приятелей задерживают по нескольку раз. Протоколов, штрафов
не бывает, — рассказывает Антон. — Милиционеры просто отбирают значки,
цепоч¬ки. Предупреждают, чтобы одевались «по-человечески» и не торчали
в кафе. Мы, конечно, как только отпустят, сюда возвращаемся. Но ведь и
то, что в милицию отве¬зут, заберут «побрякушки» — уже наказание.
Неспра¬ведливое...» (1988. № 1. 3 янв.).
Иногда, конечно, действия милиции в отношении пипл вполне законны. Но и
часть таковых вызывает у них протест. Вот запись из дневника В. Гущина:
«03.11.87— 04.11.87 г. Ротонда закрыта. С 17-00 до 23-00 постоянно
дежурит милиционер. Тусовка в значительной мере рас-палась. Временно
переместилась в арку Инженерного замка». Что же случилось? Милиция была
вынуждена отреагировать на жалобы жильцов в отношении ежед¬невной
оккупации их подъезда подростками. И вот сто¬ит на часах милиционер,
делая свое дело, охраняя покой граждан. А за спиной у него на стене
надписи-мольбы: «Господи, прости и вернись сюда, сохрани эту чудесную
лестницу!», «Лестница! Я не могу жить без тебя!». Ко¬нечно, в глазах
тусовки именно этот человек в форме — олицетворение бездушного общества.
Подобные ситуации порождают отчуждение, озлоб¬ленность, откровенную враждебность «системы».
Тем более «результативны» в плане усиления напря¬женности случаи
прямого нарушения закона со стороны милиции. Многим читателям памятна
статья В. Юмаше¬ва «Что случилось на бульваре», опубликованная 3 ию¬ля
1987 года в «Комсомольской правде». Более двадца¬ти свидетелей,
опрошенных журналистом, рассказывают о побоище, учиненном служителями
порядка при разго¬не собравшейся на «Гоголях» молодежи.
«Юля Риманова:
— Задержали меня раньше всех событий, тоже на бульваре.... Вышла во
двор, стала ждать подругу, подошел милиционер, потребовал, чтобы я
уходила, а почему? Сказала, что не уйду, не ми¬лиция должна решать, где
мне стоять, где ждать... Ему не понравилось это, он разозлился, ударил
меня.
Г. А. Крутова, врач 71-й больницы:
— Юля Риманова поступила около 12 ночи, в ночь с 4 на 5 мая. Как врач,
я засвидетельствовала перелом кости носа со смещением. Примерно в 0.15
мы сделали репозицию. Форма носа была восстановлена. 6 мая она была
выписана домой. Больница отпра¬вила телефонограмму в отделение милиции.
Телефонограмма в ис¬тории болезни зафиксирована.
Федя Пакович, 16 лет:
— Я в тот вечер был в гостях. Возвращался домой, шел сбоку, где народу
поменьше. Потом вижу — много милиции. Я спрашиваю, в чем дело? Я только
и спросил, и меня тут же несколько раз уда¬рили.
«Справка. Городская клиническая больница № 67. Дана Паковичу Ф. Б. в
том, что он находился на излечении в хирургиче-ском отделении больницы
с 04.05 по 08.05. Диагноз: ушиб живота. Больной находился в отделении
под наблюдением. Острые явления сняты. Состояние удовлетворительное.
Выписан для амбулаторного лечения. Подпись».
Думается, подобные действия милиции — не случай¬ность. Побоище на
«Гоголях» — лишь верхушка своего рода айсберга, смерзшегося во
взаимоотношениях «си¬стемы» и органов охраны правопорядка. Нужен был не
один сломанный нос и ушибленный живот в центре сто¬лицы, чтобы
официально «заметить» это.
Конечно, у этой истории есть свои глубокие корни, у вспышки милицейской
жестокости — своя питатель¬ная почва. В годы застоя милиция слишком
хорошо зна¬ла от власть имущих, что «волосатые» — враги общест¬ва, с
которыми нужно бороться. Теперь это быстро не забудешь. Да и кто такой
рядовой милиционер, таска¬ющий пипл за волосы? Вчерашний деревенский
парень. Он приехал в столицу, получил форму в довесок к ли¬митной
прописке, но остался носителем психологии сво¬ей среды. Психология же
эта бесконечно далека от «си¬стемного» мироощущения. Хиппи ему — чужой,
непонят¬ный, в его восприятии — «враждебный элемент». А тут еще
безапелляционные декларации и призывы носителей «патриархальной»
системы ценностей вроде пенсионерки Анны Сергеевны Потаповой, «героини»
той же статьи «Что случилось на бульваре»: «Этих волосатиков гнать надо
поганой метлой. Чтобы в Москве, в самом центре, такое безобразие!...
Милицией я недовольна. Закрыва¬ют глаза. А гнать надо, метлой...
Грязные, оборванные, бездельники... Мы это так не оставим! После того
как их потрепали немножко, они хоть чуть-чуть поутихли, мень¬ше их
здесь стало. А теперь опять, как раньше. Вы знайте, мы будем
бороться!..» Естественно, комменти¬руя происшедшее на Гоголевском
бульваре, начальник Ленинского РУВД г. Москвы полковник В. Д. Киселев
упоминает «большое количество жалоб от граждан, воз мущенных тем, что
каждый вечер на бульваре скапли¬вается такая вот молодежь». Были, стало
быть, у без¬закония свои подстрекатели.
«Но при чем же здесь милиция?! Не могут идти ор¬ганы власти на поводу у
одной группы населения в ущерб или против другой! А тем более нарушать
за¬кон,— пишет в «Комсомолке» В. Юмашев. — .'.. Их внеш¬ний вид,
наверное, может кого-то раздражать, однако это еще не повод для
принятия каких бы то ни было ми¬лицейских мер. Их мировоззрение, их
позиция, их идеа¬лы —вот поле деятельности для комсомола, для
родите¬лей, для нас с вами... Закон равно наказывает и равно оберегает
всех — и подстриженных под полубокс, и не подстриженных вовсе». Нам
думается, что с этой точкой зрения нужно согласиться.
СЕКС, НАРКОТИКИ, АЛКОГОЛЬ...
«Нет дыма без огня», — гласит небезызвестная посло¬вица. В какой же
степени приписываемые «системе» по¬ловая распущенность, наркомания,
алкоголизм присущи пипл на самом деле?
Из «Словаря системного сленга»:
«ПРИФАКИВАТЬСЯ — приставать к девушке. В бо¬лее широком смысле — приставать к кому-то с чем-то неприятным, надоедать.
ФАК-СЕЙШН — либо групповой секс, либо просто много пар по разным комнатам одного дома.
ФРИЛАВЩИК.— приверженец «свободной любви», от слов «free love».
При близком знакомстве с «системой» складывается впечатление, что для
ее ядра разврат совершенно нети¬пичен. Половая распущенность — удел
периферии «си¬стемы», людей, играющих в хиппи. Эта публика встреча¬ет в
«системе» довольно-таки пренебрежительное отно¬шение. Тем не менее
лозунг «свободной любви» имеет место, но означает он совершенно иное,
нежели принци-пиальную установку на бездуховность интимных отно¬шений и
обязательность смены партнеров. «...От психо¬делической революции рукой
подать до сексуальной. Обходить столь щекотливый вопрос нельзя, и мы
счита¬ем необходимым высказать то, что мы думаем по этому поводу, —
пишут Сталкер и К° в своем «Манифесте». — Наверное, «революция» — это
слишком громкое слово для обозначения свободной любви в ее телесном
аспек¬те. Но факт есть факт: не каждому дано искусство лю¬бить одного
человека, тем более не каждый способен любить одного человека всю
жизнь. Мы не беремся оце¬нивать, хорошо это или плохо. Но мы не монахи,
не ас¬кеты, наш идеал — естественный человек. И все, что мы можем
сказать, — поступай естественно! Ешь, но не об-жирайся! И помни, что
назначение свободной любви, как одного из видов всеобщей любви, —
делать добро дру¬гим людям. А если ты жаждешь получить добро в фор¬ме
оргазма лишь для себя, то это называется уже не свободной любовью, а
совсем другим словом».
Ну что ж, если оставить в стороне непривычную для многих людей
открытость обсуждения столь щекотли¬вой темы, то вряд ли в этих
рассуждениях можно будет усмотреть что-то аморальное с позиций
общепринятых на сегодня в нашем обществе взглядов.
Юридическое закрепление отношений в «системе», ко¬нечно, совершенно не
обязательно. В порядке взаимопо¬мощи нередко оформляются фиктивные
браки. В основ¬ном это происходит ради прописки, не считается чем-то
предосудительным и рассматривается как дружеская услуга. Тем не менее
многие пары «расписаны», некото¬рые— состоят в церковном браке.
Отношения оформля¬ются по практическим или религиозным соображениям, а
также «просто из желания быть вместе». К появлению детей отношение чаще
всего положительное, в том чис¬ле— к появлению внебрачных детей.
Совершенно отсут¬ствуют какие-то предрассудки касательно целомудрия
невест, тем более — женихов. При вступлении в брак, как правило,
подразумевается, что людей вместе не дер¬жит ничто, кроме любви,
желания быть вместе. Всту¬пившие в юридический брак не изменяют своего
образа жизни. Они могут, скажем, поодиночке куда-то ходить или ездить.
В построении взаимоотношений игнорируют «формальный» долг и опираются
на чувства. Следует заметить, что «системные» пары производят чаще
всего самое приятное впечатление. Проявление ревности, ссо¬ры, скандалы
здесь не характерны. Отношение молодых людей к дамам уважительное,
строится как минимум на принципах равноправия. Не редкость и поэтизация
отно¬шений. Не только любимым, но и теме семьи посвяща¬ются
литературные произведения. Приведем в качестве примера фрагмент из эссе
«К 8 Марта» В. Веретенни¬кова:
«Поговорим о плюсах и минусах женской эмансипации. «Эман¬сипация» •—
значит «освобождение». Освобождение от дурного ;— это прекрасно. А если
— освобождение от доброго?.. Всякая ли традиция является дурной? От
всякой ли традиции следует осво¬бождаться? И где кончается подлинное
освобождение и начинается мнимое — начинается отчуждение? Какова
ценность свободы не иметь семьи? Не рожать, не любить, не кормить, не
растить? От¬куда эта поразительная неспособность огромного числа
современ¬ных мужчин и женщин создать семью?..»
Конечно, не стоит и идеализировать межличностные отношения в данной
среде. И все же очевидно, что по данной графе грехи «системы» в глазах
общественного мнения преувеличены.
К сожалению, трудно сказать то же самое о пьянст¬ве.
Из «Словаря системного сленга»:
«БАТЛ — бутылка, как правило, с алкоголем.
ДРИНКА Ч — алкоголик.
ВЫРУБАТЬСЯ — а) чувствовать себя усталым, боль¬ным, пьяным, засыпать;
б) потерять сознание, умирать».
У периферии и ядра «системы» преобладают различ¬ные причины
употребления спиртного. У пионерии пьян¬ство проистекает от
бескультурья, неумения интересно распорядиться собственным временем и
т. д. У олдовых — от несчастное™, неустроенности, одиночества,
от¬сутствия сколь-нибудь привлекательных жизненных пер¬спектив.
; И все-таки нельзя утверждать, что вся «система» по¬головно и
непрерывно пьянствует. Напротив, в ней есть сколько угодно убежденных
трезвенников, особенно сре¬ди олдовых. И хотя статистических
исследований этого аспекта «системного» бытия никто, конечно, не
прово¬дил, складывается впечатление, что проблема пьянства для данного
сообщества столь же актуальна, сколь и для нашего общества в целом.
Хуже дело обстоит с наркотиками. Вот уж где «си¬стема», судя по всему, близка к «рекордам».
Из «Словаря системного сленга»:
«ГЛЮК — а) галлюцинация; б) нечто странное.
ДВИГАТЬСЯ — употреблять наркотики (колоться]. Равнозначные термины — ВМАЗЫВАТЬСЯ, ШИРЯТЬ¬СЯ, ТОРЧАТЬ, СИДЕТЬ НА ИГЛЕ и пр.
ДОГНАТЬСЯ, ДОГОНЯТЬСЯ— довести количество принимаемого наркотика до идеальной дозы, если не хватает.
ДЕПРЕСНЯК — состояние депрессии.
КИНУТЬСЯ, КИДАТЬСЯ — умирать.
ЛОМКА — типичное наркоманское состояние, и весь¬ма неприятное.
МАШИНА — шприц.
ОТХОДНЯК — состояние после прекращения дейст¬вия наркотика или алкоголя.
ПОСАДИТЬ (на иглу, на колеса и т. д.)—приучить
к наркотикам.
СТРУНА — игла шприца.
СТОРЧАТЬСЯ — умереть или деградировать на поч¬ве употребления наркотиков.
СТРЕМНО — опасно, страшно, трудно, тяжело.
СТРЕМАК — состояние подозрительности, страха — или естественное, или вызванное наркотиками.
ТРАВА — наркотик».
Хорошо известен тот факт, что установка на прием наркотиков носила у
западных хиппи принципиальный, идеологический характер. Они считали,
что наркотики способствуют «расширению» сознания, создают условия, в
которых человек «начинает осознавать в себе наличие
души».
В «системе» же не существует единого общепринято¬го взгляда на эти
вещи. Ленинградский журналист Вик¬тор В., например, считает, что в
«системе» изначально было две категории наркоманов. Первая из них
«вслед за Западом использовала наркотики как средство внут¬реннего
раскрепощения», вторая, «стоявшая ступенькой ниже, ловила кайф и в
результате катилась вниз». У нас же сложилось убеждение, что вниз
катились обе кате¬гории. Во всяком случае ни одного живого пипл,
прини¬мающего наркотики с семидесятых годов, нам найти не удалось. Так
что и расспрашивать о результатах «рас¬ширения сознания» оказалось
некого.
Наиболее серьезные, думающие из известных нам на сегодня «системных»
людей от наркотиков отказыва¬ются категорически. При этом они
высказывают пример¬но те же соображения, что и Сталкер с товарищами в
своем «Манифесте»:
«...Концепцию психоделической революции мы считаем уста¬ревшей. В
представлении обывателя хиппи неразрывно связан с рения сознания.
Психоделическая революция имела под собой со¬лидный теоретический
базис. Но история — как наша, так и за¬падная — показала, что в
конечном счете наркотики губят людей как физически, так и духовно,
связывают и порабощают, низводят до уровня животных и разъединяют.
Часто приходится выслуши¬вать такое мнение: «Можно (и даже нужно)
попробовать все, только подсаживаться нельзя». Конечно, каждый человек
имеет право делать с собой все, что захочется (не имеет он только права
тянуть за собой других). Но ведь дело в том, что никто не знает
заранее, подсядет он или нет!.. По этим причинам мы считаем при¬менение
наркотиков неоправданным, категорически выступаем про¬тив их
употребления, а саму концепцию психоделической револю¬ции полагаем
изжившей себя...»
Тем не менее многие пионеры «системы» принимают наркотики. Складывается
впечатление, что дурман пере¬дается не от олдовых к пионерам, а
«сбоку», от хо¬рошо организованной сети распространителей, специ¬ально
внедряющихся в «систему» с целью сбыта своего смертельного товара.
Ищущую острых ощущений зеле¬ную молодежь, иногда совсем детей,
уговаривают попро-бовать. Дескать, «весь мир курит марихуану и ничего»,
«газеты все врут, кто же верит тому, что у нас печата¬ют» и т. д.
Воздействие идет на «дружеской» но внеш¬ней видимости основе. Как
правило, распространитель имеет отличный психологический контакт,
располагает доверием своей жертвы. Сначала наркотики даются бес¬платно,
«по дружбе», потом — с условием продать их за деньги другим людям. Так
жертва начинает «приобщать к кайфу» свое окружение — спутников жизни,
близких друзей, хороших знакомых. По статистике Министерства внутренних
дел Латвийской ССР, каждый наркоман во¬влекает в свое «хобби» еще до
десяти человек. Таким образом, число наркоманов увеличивается в
геометриче¬ской прогрессии. Оказывается, что вырваться из этой трясины
почти невозможно, большинству достаточно нес¬кольких недель, чтобы
оказаться полностью зависимым от наркотика.
Нет сомнений, что дельцы наркобизнеса — не единственная виновная
сторона в этих грязных делах. Заслуживает самой отрицательной оценки и
глупейшее легкомыслие «искателей приключений». Тем более что в
«системе» прием наркотиков — дело сугубо добровольное, не
«идеологизированное». Если говорить не об отдель¬ных компаниях (где,
конечно, может быть действительно все, что угодно), а о «системе» в
целом, то данное сооб¬щество не побуждает своих членов к «ловле кайфа».
Можно говорить лишь о том, что собравшиеся там личности представляют
из' себя некую питательную среду для внедрения наркобизнеса.
Поэтому становятся понятны слова осуждения, вы¬сказанные Сталкером в
адрес бездельничающих «системных» обывателей на страницах журнала
«Молодой коммунист»: «...бесцельно протирают штаны, сидя во
всевозможных кафе, «балдеют» на флэтах, а временами устремляются в иные
края, где будут тоже протирать штаны и «балдеть». Со временем все это,
конечно, приедается, и тогда иной потребитель либо уходит из
«си¬стемы», либо начинает искать новые, куда более опас¬ные способы
получения свежих ощущений. Вот это — самая настоящая болезнь духа. В
меру своих сил я лично пытаюсь противодействовать ей, причем точкой
опоры мне служит сама «система».
Судя по результатам, благие намерения и проповеди Сталкера и ему подобных пока мало кому помогают.
Вот страничка из дневника девушки, которая прове¬ла в «системе» около полутора лет:
«15 декабря 1988 г.
Люди добрые, что же это со мной происходит!
Безделие просто засосало, как болото! Похоже, что лень ста¬новится моим
главным качеством. Брать учебник в руки и врубаться во что-то серьезное
становится совершенно вломным. А ведь меня считали способным
математиком. Неужели я к следующему лету буду снова не способна
поступать в универ?
Уже середина декабря, а я ничего толком не сделала. С мая по сентябрь —
юг. В октябре — Таллинн, Рига, Москва. В ноябре — снова Москва и
Питер... Сную, как челнок, только без толку. Что будет дальше? Почему
ничего не хочется, не можется, не выходит? Где мои былые сила воли,
характер, целеустремленность?
Становится немного страшно. Если на следующий год не сдам экзамены —
все, я — конченый человек. Что тогда? На дно? На иглу? Не хочу!!!»
Это, пожалуй, единственная грустная страничка из дневника Тани Ф., юной
и жизнерадостной любительницы приключений. Данная запись почти
затерялась меж¬ду бодрыми описаниями путешествий, влюбленностей, смены
партнеров, выпивок, посещений выставок и рок-концертов. Что будет
дальше — сказать не трудно. В университет она, конечно, не поступит.
Просто не смо-жет заставить себя работать как следует. Еще несколь¬ко
лет тусовок. Затем — полное опустошение, отчаяние, надлом. В лучшем
случае — добровольный выход из «системы». В худшем — «по состоянию
здоровья».
В. Владимирова пишет: «В московском кафе встретила «системных»
знакомых. Речь зашла об общем прия¬теле, трагически погибшем два месяца
назад.
- Да что там, — сказали мне.
— Сам же к тому шел!
А я вспоминала слова того, кто больше не будет с нами ни пить, ни петь,
ни ночевать в одних квартирах: «Вот сгину я, и никто не вспомнит через
неделю».
Жизнь без обязательств и свобода без ограничений — сродни наркомании. Втянуться—легко, бросить много труднее».
Уцелевшим все же рано или поздно приходится бро¬сать. Практика
свидетельствует, что возвратившимся в общество не просто занять
более-менее достойное место в тех рядах, которые они покинули несколько
лет назад. Сверстники ведь не стояли на месте. Они, как и пипл, бывали
на юге, но не пять, а один месяц в году. Они, как и пипл, ходили на
концерты и встречались с друзь-ями, но не семь, а один-два дня в
неделю. Все же ос¬тальное время учились, работали, росли
профессиональ¬но, растили детей и, конечно, ушли вперед. Догонять же у
бывшего хиппи нередко нет сил. Да и характер, сфор¬мировавшийся в
условиях безделья, не пускает... Нужна большая внутренняя работа для
того, чтобы преодолеть себя.
Уважаемая
редакция! Прочел в вашей газете такие сло¬ва:, панк, брейк-данс,
пиццерия... Я обращался с вопро¬сом «что это?» ко многим нашим знатокам
инязыков. Все говорят: нам это неведомо. Прошу пояснить значе¬ние
вышеуказанных слов.
Из письма в газету В. С. Емельянова, г. Валдай, Новгородская область
Вообще английское словечко «панк» имеет несколько значений — отбросы,
гнилье, подонок, дешевка. В нашем случае это скорее последний вариант.
Глупое и бездум¬ное увлечение псевдомодой.
Из статьи В. Булавина в ленинградской газете «Смена», 14.01.87 года
|
