Сцена Зеленого театра, 5 часов до концерта Korn
«В
начале 90 х в Штатах ко мне часто подходили американцы и с неприкрытой
завистью говорили: как ты, русский, получил эту работу? Я отвечал им с
улыбкой: просто я лучше, чем вы, - прислонившись к коробкам с
аппаратурой, Эд Ратников вспоминает о своей карьере на киностудии
Paramount (в качестве стейдж-менеджера на шоу комика Арсенио Холла) и
усмехается в конце фразы: - Когда я уезжал в Америку, здесь еще не было
ни Ургантов, ни Геворкян, ни Ларсен. Эти дети в то время даже еще не
знали, кем их сегодня будут считать». Вокруг скрипят половицы: десятки
мужчин с бэджиками носят гигантские черные боксы и распутывают провода.
От некоторых из грузчиков в «аварийных» жилетах пахнет потом. Кое-кто
спит на сложенных в углу трубах. Мимо нас носятся молодые мальчики из
команды Эда. «Филипп, когда вы все соберетесь на планерку? Я жду
доклада!» - требует промоутер, выловив одного из них. Тот что-то бубнит
и убегает за ширму. «Филипп, пожалуй, лучший мой помощник за последние
годы. Умных ребят, к сожалению, сюда не заманить, - продолжает
Ратников. - В этот бизнес приходят люди с ментальными диагнозами.
Завышенная самооценка и боязнь испачкать ручки. Почему - это вопрос не
ко мне». Эд разворачивается и идет прочь со сцены - задевая каблуками
шнуры, я следую за ним. Перед дверью гримерки промоутер дает указания
охраннику: «Так, никого в комнату не пускать!» Охранник, обрадованный
своей находчивостью, переспрашивает: «Кроме вас и девушки?» Эд
досадливо объясняет: «Кроме тех, кто работает со мной, - вы их видели».
Гримерка Зеленого театра, несколько минут спустя
Эд
принимается размечать маркером листы с графиком мероприятия, чтобы
сделать из них опознавательные знаки: «Проблема людей, которые работают
со мной, в том, что они приходят и потом довольно быстро уходят. Видят,
что трудно и надо жопу рвать. У меня работала девять лет Таня Дальская
- ты ее, наверное, знаешь, известная личность. Тоже промоутер. Она
пришла ко мне, когда ей было двадцать - еще меньше, чем тебе сейчас. За
эти годы она у меня многому научилась, у нас была хорошая комбинация.
Но потом с ней что-то случилось, и мы расстались». Раздается мягкий
стук в дверь, и в гримерку заходит грузный белый американец из
персонала Korn. «Эд, слушайте, один ваш подчиненный, Максим, по-моему,
весь день пьет, - парень от неловкости немного заикается. - Я случайно
принюхался и уловил этот ужасный запах. Извините, что говорю вам об
этом, но я считаю, что вы ведь платите за работу. Если бы такое
случилось в моей компании, я бы расстроился». Эд качает головой: «О
боже, это ужасно. Спасибо, что сообщили». Извиняясь за беспокойство,
толстяк исчезает. «Максим, пожалуйста, в промоутер-офис, - Эд выпускает
из рук рацию и обращается ко мне: - Поняла, да? Бухает! И такое говно -
сплошь и рядом. С импульсом пытаешься что-то донести человеку, чтобы
почувствовать, что он тебя читает, понимает. У меня есть только одно
желание - показать, что в России люди не такие ленивые, тупые, алчные и
глупые, какая репутация о нас сложилась в мире. А Korn - ребята чистые,
трезвенники, не пьют, не курят - только секс. Конечно, им неприятно».
В
комнате появляется косматый дядька с брюшком - тот самый Максим. Он
выслушивает, в чем его обвиняют, и вяло сопротивляется. Эд очень
вежливо просит его сдать бэдж, разрешает провести на концерт шестерых
друзей и, качая головой, подводит черту: «Очень некрасиво, Макс. Мне
очень неудобно». Ратников провожает незадачливого работника взглядом и
возвращается к подписыванию указателей. Я напоминаю ему о Дальской. «Я
подозреваю, что причина ее ухода в том, что она родила второго ребенка
и на химическом уровне в ней изменилось что-то», - говорит промоутер.
Поразмыслив, Эд прибавляет: «Я слышал, что у женщин после родов может
поменяться химбаланс, менталитет... Или тяжелые наркотики все меняют.
Так что делай для себя выводы, Сима. Дальской шары раздуло так, что
однажды она просто не смогла пройти в дверной проем офиса. Я не
злопамятен, но есть аксиома: если человек делает неправильные вещи, они
к нему вернутся в той или иной форме. Работать промоутером - это не
только тусоваться со знаменитостями и классно выглядеть. Мы
предоставляем сервис артистам. И это не всегда приятно». Эд закрывает
маркер колпачком, берет в охапку листы, клейкую ленту и, скрипнув
дверью, выходит.
Зеленый театр, vip-зона, вечер, разгар концерта Korn
«Пойдем»,
- бросает мне Эд, и мы поднимаемся по траве вглубь леса, почему-то
почти бегом. Добравшись до vip-зоны, Ратников указывает на один из
столиков, где сидят двое мужчин в коже: «Это настоящие «Ангелы ада»! А
я сейчас вернусь ». Не дождавшись ответа, он быстро скрывается в
обратном направлении. Через несколько минут Эд так же неожиданно
возвращается и оглядывает полупустой амфитеатр: «Мы сегодня закрываем
сезон, и это было трудное время: компания много денег потеряла». Мы
спускаемся в зал. Опорожнив пластиковый стаканчик с выпивкой, Эд
переступает заграждение. За барьером его ждут фанаты группы - девушки в
дредах и широких штанах. Ко мне Ратников подходит уже с улыбкой: «Меня
очень давно перестала радовать такая музыка. Я уже в этом деле как
гинеколог - ничего не удивляет, ничто не приносит удовольствия. Вот
этих людей должна музыка удивлять, - Эд указывает рукой на фанзону. - А
я чувствую себя профессиональным убийцей - я любого могу застрелить.
Шутка».
Офис T.C.I. на Долгоруковской, день
«Привет, Серафима,
раздевайся, - Эд здоровается со мной из-за большого стола. - Ну, то
есть, не совсем». Ратникову все время звонят, сотрудники прибегают в
офис и так же быстро убегают прочь. «Мне никогда не хотелось быть
рок-героем, - говорит Эд. Он ставит передо мной кофе и садится в кресло
напротив глубокого дивана, где сижу я. - Мне всегда нравилось
обустраивать весь этот клевый мир за сценой. Если у нас все отлично,
артисты чувствуют себя гораздо более остро, эрегированно, эмоционально,
уверенно. Как крепко сжатый кулак. Проблемы, трудности, тяжело
реализуемые проекты меня возбуждают. Для меня это как для спортсмена
хорошая тренировка. Для меня это как для штангиста вес. И чем сложнее
задача, тем приятней результат в конце». Беседуя со мной, промоутер
довольно часто меняется в лице, но во все время разговора с удобством
облокачивается на спинку кресла: «Ты не обижайся. В прессе много
девочек, таких, как ты, совсем юных, совсем ничего не понимающих, вот
они и пишут о том, какой я ужасный и жесткий. В 97 м был концерт Faith
No More, который мы устраивали, а в первый раз они были по приглашению
Бориса Зосимова в 94 м - я жил в Америке тогда и к этому не имел
никакого отношения, и что там было, что за интриги - я не в курсе. Знаю
только, что группа уехала в шоке и боялась возвращаться в этот хаос. В
97 м году они были счастливы. Никто их на деньги не кидал, это чьи-то
домыслы - каких-то больных людей. У нас был прекрасный концерт, который
мы сделали вместе с Мишей Козыревым. Билли Гулд и Майк Паттон мне потом
письма писали - они не ожидали, что у нас все может быть так легко и
гладко».
До того, как уехать в Америку в 92 м, Эд был концертным
директором E.S.T. - пожалуй, самой яркой из серьезных тяжелых групп в
России, лидер которой Жан Сагадеев, по официальной версии, покончил с
собой в начале июня. «Жан в то время был дико харизматичен, а потом он
все растратил непонятно куда. Я любил Жана. Да и не я один. Девки легко
с ним шли на контакт - на какой угодно. И были у нас всякие дядьки
богатые, которые смотрели на это с завистью. Они со всеми бабками не
могли привлечь внимания этих девушек, а Жан, ничего не делая, едва
успевал отлеплять их от себя. В последние десять-пятнадцать лет мы с
ним почти не общались - я все время был очень занят. Боюсь, что Жан
пошел куда-то не туда, неправильно тратил тот потенциал и то, что было
накоплено нами тогда, когда мы работали вместе. Совершенно не
по-хозяйски, неправильно все истратил».
«E.S.T. были одной из лучших
групп. Какое-то недолгое время. Они открывали концерты AC/DC,
Metallica. Я им делал гастроли по Западной Европе - в самом конце 80 х.
Мы выпускали альбомы в Западной Германии. Но, как это часто бывает,
какие-то люди, тусовка, им про меня шептали, что я их обдуриваю, и так
далее. И это глупости чистой воды: все, что я с ними зарабатывал,
вкладывалось в их инструменты, в то, чтобы они жили и не думали о том,
что можно умереть с голоду. Вот на что тратились деньги. А им говорили
всякие глупости. Со временем ребята начали верить, что они великие и
все остальные должны им что-то постоянно давать. Пришлось расстаться».
Самоубийство Сагадеева до сих пор вызывает у многих сомнения. «Я не
верю, что он это сделал сам, - заявляет Эд. - Он пил с кем попало в
последние годы. Могло быть все что угодно. Я не знаю, что произошло и
что могло произойти. Но то, что Жан окружал себя всегда странными
людьми, это факт. Видимо, влип в какую-то гадость. В самую настоящую
гадость. Влип, и она его тюкнула». Напоследок Ратников вручил мне книгу
Миши Бастера «Хулиганы-80»: «Вот, почитай на досуге. Это уникальная
вещь, прочитай ее, и многое рассказывать уже не придется. Там и про
меня есть глава!».
Ресторан «Дымов №1», Малая Дмитровка, вечер
Эд
приходит на встречу в темной льняной рубашке и с сумкой для лэптопа в
руке - ни дать ни взять менеджер после тяжелого рабочего дня: «Сейчас
всех очень волнует, кто как одет, кто как выглядит, - говорит
промоутер. - Я удивляюсь, когда вижу человека, который приезжает на
встречу в навороченном джипе, а сам он при этом живет в обычной
панельной «коробке». И я не могу понять, для кого эта показуха, ведь
все друг про друга все на свете знают». В книге Миши Бастера президент
концертного агентства T.C.I. фигурирует под кличкой Саксон, а центром
событий в Москве начала восьмидесятых оказывается пространство перед
входом в ЦПКиО им. Горького. «Я сейчас довольно далек от культуры
сегодняшних улиц и тинейджеров, и, честно говоря, представить себе не
могу, чем они увлекаются, - размышляет Ратников. - Я только вижу, что
значительно уменьшились возможности контакта между людьми: уже нельзя
вот так, как раньше, собраться на улице и обменяться мнением о музыке».
Эд делает заказ: мисо-суп и два вида суши. Я беру чай. Ратников
предлагает мне выпить что-нибудь покрепче. «Я простой парень, который
учился в простой московской школе и дрался в простом районе - за себя,
за друзей, потом служил в армии, - Эд прерывает трапезу и смотрит мне в
глаза. - Друзей у меня мало, многие из них умерли: моему поколению
пришлось справляться со всем, что на нас свалилось в начале девяностых.
Когда я был в Америке, меня поразила весть о смерти одного из них -
Лешка Бес, мы с ним дружили в середине-конце 80 х. Добрый такой был
парень. Его жутко убили на какой-то пьянке».
Тогда же Москву и
Петербург облетела весть о смерти Анатолия Крупнова. «Мы с Толей очень
дружили, и с ним, и с его семьей. Но Толя сильно пил временами, как
водитель троллейбуса, - вспоминает Эд. - Даже случай с первым распадом
«Обелиска» (когда я разбил ему голову случайно бутылкой, в 1988 году) -
и тот произошел по причине его пьянства. Потом было хуже: героин и
прочее. Это поколение нуждалось в том, чтобы о нем написали книжку -
чтобы это сделал кто-то из них самих, из тех, кто выжил. Поэтому
появились «Хулиганы-80».
Волоколамское шоссе, вечер
В машине Эда
ничем не пахнет - ни сигаретами, ни освежителем воздуха. Он курит
только когда слишком взволнован или сильно пьян. Сейчас Ратников
спокоен. Мы едем к нему домой, чтобы проверить, как идет ремонт. «Алло,
Петер! Да, хорошо. Петер, я ничего не понимаю, что ты говоришь. Сейчас
приеду, и разберемся! - Эд кладет трубку и кивает мне: - У меня
небольшая реконструкция дома. Ее делает один словак - Петер или Петро.
Он муж одной моей старой подруги, так что я ему доверяю полностью. Не
хочу связываться с теми, кто обычно у нас в Москве ремонтом занимается.
Вот удивятся подруги моей жены, если увидят тебя, - разговоров будет!».
Но
в квартире, кроме словака Петера, никого нет. Эд живет очень высоко -
на 39 м этаже. Из высокого - от пола до потолка - окна гостиной
открывается вид на реку, высотные жилые комплексы и закат. «Боишься
высоты? - интересуется Ратников. - И я нет. Я ее страшно люблю. Из всех
возможных страхов у меня есть только один - страх глубины. Не то чтобы
это какая-то фобия, скорее, боязнь неизвестности. Просто мало ли какая
бяка там под тобой проплывает. О смерти стараюсь много не думать, но
если думать о ней, то стараюсь думать о ней как о чем-то обычном. Это
естественно, это нормально».
К одной из стен прислонена большая
черно-белая фотография Нью-Йорка. На ней можно разглядеть место, где
обитал Эд. «Когда я жил в Нью-Йорке, так сложилось, что я остался на
некоторое время не у дел, и я пошел работать велокурьером в Brakeaway
Courriers, - говорит Ратников. - Всю корреспонденцию я возил тогда на
велосипеде со специальной сумкой через плечо, весь в биперах и рациях.
Однажды я ехал по трассе из Манхэттенав Квинс и недолго думая зацепился
за грузовик на Квинсборо-Бридж, это самый быстрый, хоть и опасный,
путь. Водитель заметил это, решил меня скинуть и несколько раз резко
затормозил. Как я остался жив, Богу известно, но закончилось это все
тем, что мой кроссовок вместе с велосипедом разлетелись на куски. А
нога каким-то чудом осталась цела. Я тогда так перепугался и понял:
все, хватит. И уехал оттуда в Лос-Анджелес, где поначалу два месяца
валялся на пляже, пересыпал песок и думал, как дальше жить».
Ресторан «Людвиг», улица Маршала Василевского, вечер
«Пока
мы с тобой разговаривали, у меня под шумок перекупили Бейонсе:
заплатили на 250 тысяч больше! Вот прямо из-под носа, - Эд безучастно
смотрит на подошедшую официантку: - У вас есть «Уха по-королевски»?
Нет? Тогда, пожалуй, люля-кебаб и пиво». «В наших рядах много случайных
людей, которые портят бизнес и репутацию страны, рынка, - разъясняет
мне ситуацию Ратников. - Они не понимают сути вещей. Например, меня
тронула ситуация, когда какие-то летающие по ночам люди купили два
концерта Джорджа Майкла за четыре миллиона долларов. Это безумие. Таких
людей нельзя пускать в бизнес. Сима, ты почему так мало ешь? Слушай,
какая тут музыка красивая!» Виолончелист и контрабасист у меня за
спиной как раз перестают играть, и Эд аплодирует. Музыканты благодарно
кивают головой из-за плеча. Ратников рассказывает про то, как себя
преподнести, чтобы преуспеть в любом бизнесе. В общих чертах, секрет
заключается в том, чтобы сначала выполнять все, что от тебя требуется,
а уж после требовать самому. «Пока ты молода, то можешь себе позволить
неправильные вещи. Ты будешь все больше уставать, и рано или поздно
тебе придется найти способ, чтобы снять стресс. Неважно, каким именно
образом».
Квартира Эда, Волоколамское шоссе, около полуночи
«Моя
восьмилетняя дочка и жена знают, что когда папа отдыхает, его иногда
лучше оставить наедине с собой», - мы сидим в гостиной Эда за низким
столиком. Дым, шуршание папиросной бумаги, тихий московский вечер. В
колонках играет Трики. «У меня с женой разница в пятнадцать лет, можешь
себе представить? - продолжает промоутер. - Я познакомился с ней на
одном алтайском фестивале, обреченном на провал, и она меня мгновенно
заколдовала!» Ратников втягивает дым и откидывается в кресле. В
помещении звучит «Bacative» с альбома «Knowle West Boy». Эд рассуждает
вслух: «Трики настоящий маг и волшебник - жаль, что на него придет
четыре калеки». После паузы Ратников снова меняет тему: «Я себе
задумал, что как только смогу - поеду в Тибет. На встречу с собой.
Нашел уже там одно испытание. Очень хочу это преодолеть. Испытание
духа». Я отрываю глаза от потолочных ламп в виде ласточек и тут только
обращаю внимание на то, что промоутер сидит передо мной в носках,
домашних шортах и рубашке. До полуночи остается три четверти часа - мне
явно пора домой. Мы вместе повторяем вслух номер и цвет моего такси, и
Ратников прощается: «Обязательно напиши мне, когда приедешь. Я
волнуюсь! Я люблю волноваться!».
|