Это выражалось не только в
костюмах, но и в коллекции ювелирки,
которые были сделаны из вещей, раздавленными машинами и трамваями на улице, мы
собирали эти железяки, чистили, украшали их.
Показы превращались в
театральные действия. Были и акции, как то раз большое количество людей с
Петровского сделало множество объектов и выставили их на Тишинском рынке. Наше
участие заключалось в том, что мы делали презервативы для крыс из пипеточек. В
наших показах все время присутствовали какие-то животные. У нас были крысы,
кролики, птички. Модель Любовь – это
зима выходила на показ с птичьей клеткой с птичкой. Не одна птичка пала смертью
храбрых из-за того, что кочевая жизнь
была для них получилась непереносимой.
Рыбки у нас были тоже.
А крысы, у нас была крашеная
крыса во всевозможные цвета, прекрасная. Мы были на Тишке с ней и эти пипетки предлагали
всем покупать. Для того чтобы заботиться о здоровье женских крыс и оберегать их от чрезмерного деторождения.
Для первой коллекции, которая
была вся про любовь, мы сделали 4 костюма. Какие проявления любви бывают и в
каждом случае, это была концептуальная визуализация осмысленных текстов. К
промышленным моделям это все не имело никакого отношения, просто потому что их невозможно повторить. Они были
уникальны. Свадебные платья например, были сделаны из компьютерных прокладок,
которые засовываются в коробки
Свадьба – один день. Смысл
был в том, что свадьба – это один день. Когда эта страшно трудоемкая вещь
одноразовая история. Второе платье называлось «Железная леди» – это была
агрессивная вещь из металлических конструкций. Третье «Любовь – это зима,
которая была сделана из купленной шубы. Там кружева были, которые мы вручную
подкрашивали, они были все с цветовыми переходами. Веер, который был на шапке,
был сложенный, со свечкой проглаженный, который раскладывается. Железяка
пришитая. Все было очень трудоемкое. Вставки кружевные.
М.Б.Где это в первый раз
показалось?
Л.Л.Первый показ двух черных
и белых костюмов из первой четверки был показан на Лайф-арте. Вспоминая свои
детские мечты стать дизайнером через образование, я в какой-то момент
была потрясена примером Кости Кинчева, который, не имея какого-либо серьезного
образования, собственным талантом и драйвом пробил себе место
на сцене. Стало очевидно, что это работает и в сложившейся
ситуации является единственно верным подходом. Хочешь делать— бери
и делай. Главное, чтобы хотелось, а это в хаосе перестройки стало
уделом исключительно неформалов, которые хотя бы понимали что они хотят
и умели выпендриваться. Все остальные метались в неопределенности.
Эпатаж прокатился
по стране, сосредоточив на себе внимание отечественной
и зарубежной прессы, а потом оказалось, что для многих нормальных,
как им казалось, людей это работа, а работать никто и не планировал.
Все делалось для того, чтобы порадовать себя и ближайший круг знакомых.
Ну и заодно удивить иностранцев, которые часто пребывали в шоке
от того, что такое попросту возможно в СССР. Возможно, воспринимая
все эти действия как плоды напряженной работы, как у них, собственно,
в творчестве и в модельном бизнесе принято.
Наряжались все! Носили старые
мешковатые китайские плащи, китайские рубашки, существенно отличавшиеся по
качеству от того что нынче принято подразумевать под «китайским».Широкие
дедушкины брюки, вещи ретро или неформальные. Существовали портные, которые
могли шить, красить переделывать вещи в соответствии с новыми
запросами— они были дороги, капризны и ценились на вес золота!
А в 86 году это как-то пытались поставить на серьезные
полозья романтически настроенные комсомольцы, что, конечно же, не
получалось.
Все неформальные дела того
периода снимались во множестве фильмов неизвестно где показывавшихся,
потом в программе «Взгляд», и это было востребовано повсеместно.
Тогда я и встретила Лешу Блинова, который был одержим какой-то
деятельностью. Он, увидев то, что мы делаем, сказал, что нечего зарабатывать
свои 120 рублей в «Спутнике», что он создает какой-то центр
и с легкостью будет эти деньги выплачивать официально. Я,
естественно, обрадовалась, а потом даже не сильно расстроилась, когда
в действительности это не состоялось. Потому что ему все-таки удалось
организовать конгресс «Лайф-арта», где собрались просто все, кто делал что-либо
необычное.
Выставки, музыкальные группы,
модельеры— все это собралось на улице Казакова. Дали время для репетиций
и там впервые официально прозвучало название дуэта, придуманное Наташей
Камильевской— «Ла-ре». Сейчас, конечно, сложно поверить, что неделя— это
какой-то там срок, но для СССР 87 года насыщенное событие длиною
в неделю приравнивалось к целой жизни и казалось, что важнее
этого ничего быть не может. Ирэн Бурмистрова, Катя Рыжикова и Катя
Филиппова были уже на тот момент уже состоявшимися звездами неофициальных подиумов.
Конечно же, девушки были дико необычными красавицами и постоянно
выступали. Гарик все время вокруг них вился и капал на мозги,
настраивая на серьезный лад. А для нас по большому счету все
действие заключалось в выражении себя в объекте или в оттяжном
представлении, которое собиралось практически из ничего. К каждому
нашему объекту кроме названия прилагался текст, что приближало его к некой
философской концепции. Все постоянно и непредсказуемо встречались
на каких-то квартирах и на ежемесячных хеппенингах, где
выступления чередовались с авангардными представлениями Камиля Челаева
и Бориса Юхонанова, Кати и Ирэн.И вот когда случился «Лаф-арт», мне
позвонила Ирэн и попросила, чтобы я как модель поучаствовала в этом показе. Я
сказала о’кей и добавила.
А можно мы свои модели тоже
покажем?
Она удивилась: У вас есть
модели?
Ну да, есть четыре, уже
накопилось.
Она говорит: Ну ладно
показывайте.
Самое смешное, что перед нами
выступала Катя Рыжикова, а потом мы уже как самостоятельный дуэт, привлекать
моделей под эти действия на тот период было невозможно.
М.Б.А в чем проблема?
Л.Л.Ну вроде все Сделай сам,
тотальная самодеятельность. У нас была и музыка «своя», мы под Билли Ведера
выступали. У нас была целая история, которая была показана в рамках этого
перформанса. Получился визуальный театр, в рамках которого показывалось
альтернативное отношение к образам, действиям и вещам.. Нас еще долго называли
театр Ла-ре, потому что это было театральное действие с налетом эротики.
И вот кстати про нее. На
первых рядах в клубе на Казакова сидели
тогда еще немногочисленные Хирург со своими друзьями. И когда нас вызвали на
бис, на сцену выскочил Хирург, схватил Регинку
на руки и стал ее носить по сцене, а поскольку у нас трусов под одеждой не было, Регинка стала ему тихо но
настойчиво шептать: За задник неси, за задник. Хирург повел себя как настоящий джентльмен
и честно отгрузил ее за задник сцены.
А перед этим мы простояли за
сценой почти полтора часа уже одетые в костюмы, в которых не подвигаешься, Илья
Пиганов приносил то выпить, то покурить.
Но сколько бы в меня не вливали коньяка и не давали покурить, на меня ничего не
действовало. Адреналин.
М.Б.На индустриальные рельсы
это не могло быть поставлено, даже в виде реализации задумок?
Л.Л.Задумки, разве что. Но
никакого промышленного решения за этим не стояло. Это было дико трудоемко и
вряд ли рентабельно. После каждого показа их приходилось реставрировать, они
все осыпались.
Первые показы нас окрылили и
мы узнали про то, что в Риге собирается фестиваль
альтернативной моды. Я сейчас точно не помню как мы с ними скоммутировались, но
в итоге нас туда пригласили. К тому времени у нас уже было, что показать и была любимая модель,
Юля Шишкина. Мы ее у НИИ Косметики отбили, когда ездили с ними по городам и
весям. В рамках каких то смешанных концертных программ, которые в этот период
были на пике активности. Как раз с Мефодием мы выступали полюбили Юлю Шишкину.
Она была совершенно безумная, двухметрового роста, немного косая. И поскольку
она была страшным поклонником нашего
таланта, то поехала с нами в Ригу. Мы привезли
ее как модель, но поскольку мы были абсолютно ничего про участие в таких
мероприятиях не знали, то прятали Юлю у себя в номере, под кроватью и кормили
ее чуть ли не из рукава. Опасаясь какого то скандала. А потом выяснилось, что модель можно было
выставить на кастинг, и ее бы вполне официально зарегистрировали.
Там, в Риге, понимание авангарда
было достаточно специфическим, и даже там мы выглядели на фоне всей уже
сложившейся тусовки достаточно странно.
Сами коллекции фестивальные
были достаточно интересными, а Света
Куницына пребывала в комиссии. И вот сидим мы во время фестиваля, завтракаем, к
нам подходит Троицкий. И сквозь зубы нам – вы типа лауреаты, но я не имею права
это говорить.
Приободрил, конечно. Но общая
реакция была достаточно странной, несмотря на оценку.
М.Б.Что значит странно?
Л.Л.Удивились. Потом мы три-4
раза ездили и все время были лауреатами. Параллельно по уже открывшимся клубам я показывала коллекцию, которая
называлась «Мой гардеробчик». Вот эта коллекция была уже из условно носибельных вещей. Делала из них свои миксы,
и такие коллекции было легко и весело показывать. Но все равно ,основным
стержнем идеологии было то, что бы попытаться сместить восприятие у зрителей и
повлиять на их отношение к вещам.
У нас ведь до сих пор в России
некоторые в шубах и вечернем макияже ходят утром.
Без понимания, что есть ли одежда
для чего-то конкретного. Если подходить индустриально, мода расписана по
сегментам
Россия особая страна,
способная удивить иностранцев девочками
которые ходят в шубах до пола в метро.
Они тоже считают, что надо наряжаться и радовать глаз, просто вот так вот у них
получается. Или в Коломенском по горам девочки ходят на каблуках и в вечерних
платьях, не говоря уже про толпы на
каблуках в мини юбках, к месту ли это или нет. Тоже своего рода уличный театр,
но истории какие то анекдотические совсем.
У нас же были показы, потом серия концептуальных выставок. В ТВ галерее большая
выставка, и все это сопровождалось перформансами. История там была в том, что любовь – это когда ты хочешь
съесть или уничтожить объект своей любви.
М.Б.Хороший подход
Л.Л.Сильный был спектакль Мы потом
возили ее в Германию с Петлюрой, зрители плакали.
И вот в середине 90-х Регина
отошла от этих дел из-за семьи и по тому что стала Юриными проектами
заниматься. У нее не хватало сил , а я какое то время все делала.
Может даже ближе к началу
90-х, когда мы начали работать с Аз-Артом.
Бартенев появился на втором фестивале в Риге мы с ним там и познакомились.
Он был все время рядом, когда
началась московская клубная жизнь в
рамках которой случилось много показов. Делалось много коллекций, уже не таких
трудоемких, можно сказать лайтс-версии.
Но это влияло на людей, в принципе.
Если изначально мода воспринималась как вещь которую ты надел и носишь
практично и обезличенно, то в результате
действия этого модного театра у людей появилось ощущение что одежа это не
просто чтобы надевать. Она может развлекать, может быть интересной и что-то за
этим стоит. И как-то это совпало, что сквоттерская молодежь наряжалась, и
уличная, и клубная.
Наряжались, веселились, делали
фото сессии многие.
В 89 году Стас
Намин по неизвестным природе причинам проникся авангардным творчеством
и предоставил помещение для перформансистов. Там же я встретила
Сашу Петлюру, и как-то мы начали общаться, навещая его на улице
Гашека. Вскоре состоялся переезд на Петровский бульвар. Причем когда он
нас туда позвал, мне почему-то сразу представилась ужасная картина, но все
оказалось абсолютно наоборот. Саша относился к нам довольно нежно
и к субботникам жестко не привлекал, в отличие от тех
художников, которые отправлялись убирать территорию или чистить унитазы.
М.Б. А мог- Александр хозяйственный. Гонял там всех
любителей прекрасного и режим бодрости поддерживал. Он к тому времени
достаточно жесткую уличную школу прошел, от студенческих общежитий
Строгановки до уличных потасовок. Да и опыт сквоттерства вместе
с Катей Рыжиковой уже был за плечами. Так что мог
и к субботнику приговорить.
Л.Л. Саша Петлюра— уникальное
явление, человек необычайно сильный, способный выжить в любых условиях,
при этом очень тонкий, со своим необычным творческим чутьем
и харизмой, на несколько лет стал творческим центром нашего города.
Любой хоть чем-то одаренный и жаждущий впечатлений человек неминуемо
оказывался на Петровском в том или ином качестве. Продвинутые
художники могли красить стены или разводить цыплят, музыканты чинили проводку,
австрийские неформалы строили башню, французские поэты мыли полы… При этом
более живой и творческой атмосферы трудно было себе нарисовать.
На Петровском у нас было
несколько выставок. Моя любимая— «Первый поцелуй». Выставка состояла
из двух частей. Первая называлась «Любопытство»— гости заходили в зал
с белыми стенами и полом, декорированный различными белыми
и стеклянными предметами, затем вызывались в коридор, декорации
менялись, и начиналась вторая часть «Приобретение опыта», где выставлялись
фрагменты пола, по которому все только что ходили, на котором,
оказывается, были отпечатки женских губ. Теперь все могли наблюдать свои
грязные следы на этих поцелуях.
Петровский стал местом обмена
большого количества полезнейшей на тот период информации, веселья
и возможности самовыразиться, поучаствовав в программе.
Тогда уже мощной волной пошла
винтажная тема и появилось немалое количество весело и стильно одетых
людей, которые считали своим долгом поприсутствовать на всех подобных
мероприятиях. Многие из этих людей в скором будущем пополнили ряды
московских дизайнеров, фотографов и модельеров. Городская мода начала
меняться, на смену воинственной вульгарности пришел стиль ретро
и сдержанность. В пику какофонии цвета и «варенкам»
с Рижского рынка появилась мода на черную одежду простого кроя,
которую поддерживали многие неформалы, тусующиеся по сквотам.
Опять же, место стало полезным в плане связи между Москвой
и Питером, в котором подобных масштабных площадок не было. Там все
было более компактно и, можно сказать, интеллигентно.
На Петровском же бульваре сложилась неплохая база, которая
стимулировала многие творческие процессы в городе.
Начались какие-то
околомодельные движения. Красота во всех ее проявлениях, вслед
за экспансией красного цвета двубортных пиджаков, в которых
разгуливали «быки», стала закономерно востребованной. Ежегодно проводился
рижский фестиваль авангардной моды, на котором впервые прогремели
Бартенев, Шаров, Цигаль и мы , конечно.
Но главным неформальным московским бутиком оставалась «Тишка». Каждым субботним утром,
несмотря на бурно проведенную пятницу, народ тянулся к этому
священному месту. Это не был шоппинг в привычном понимании, а скорее
охота. Азартная и жестокая. После все собирались в ближайшем кафе,
хвастали своими трофеями, расслаблялись и готовили концепции для вечернего
досуга.
Сложилась даже какая то
схема. Некоторые наряжались на Тишке. Миксовали сами, какая-то театральность всегда
присутствовала в образах. Когда мы шли
по улице естественно люди оборачивались, особенно если с Петлюрой толпой, народ
считал что на улице что-то происходит, останавливались и досматривали действие
дефиле до конца. Носили все какие-то шляпки, перчаточки, немыслимые сумки, обувь
безумную. Наступило ощущение, что в это можно играть, в вещи, образы, и в этой
новой среде даже можно жить. Сквот Петровский, Аз-Арт, Тишка, Эрмитаж – образовывали такой тусовочный маршрут и
островок, в который попадал и клуб Маяк, открытый Друбич. Отдельно стоящими
точками были «Манхеттен экспресс» в
гостинице Россия и сквот «Третий путь»
на Новокузнецкой. При этом в «Третьем
пути» находилась своего рода экспериментальная площадка. В Манхеттене ты должен был пройти кастинг
манекенщиц, отработать в ними свой показ. А в «пути» ты просто приходил,
набирал друзей из зрителей, наряжал их, красил, говорил приблизительную задачу,
а от них шла дополнительная подача. Мы всегда репетировали, потому что
присутствовала режиссура и концепт, и люди должны были представлять, что от них
хотят. Те коллекции которые были сделаны, условно говоря, как истории Ла-ре,
например костюмы из чашечек от купальников покрашены, потом коллекция ДСП, она
сделана из опилок
М.Б.А что послужило мотивом
для опилочной коллекции?
Л.Л.У меня был дома ремонт и
остались дико красивые опилки. Я решила, что с ними что-то надо сделать. У меня
был манекен, и вот на нем я лепила формы
из ДСП, смешанного с опилками. Потом красила в разные цвета, делал формы из
полиэтилена, делала специальные труды, чтобы туда забивать. Это было сложнейшее
и забавное производство, плоды которого постоянно выставлялись в
рамках очерченного пространства.
Самое смешное, что когда
приезжал Ямомото, его Петлюра затащил его на Петровский и он был в шоке от такого пласта творчески
плодовитого. Был в страшном восторге от коллекции и показов. Насколько я
понимаю, на посещения остальных домов моделей у него после этого времени не
осталось. При этом больший интерес был у журналов к подобным образам. Очень
много иностранцев приезжало на Петровский, снимали коллекции и для «Мери Клер»
и для «Бенетон колорс», и признавались в
том, что это очень необычно, то что все
это вообще существует, не говоря уже где и в каких условиях.
М.Б.Они отдавали себе отчет,
что все это было несколько игрушечное, не индустриальное?
Л.Л.Для них это и было
интересно. Они были пресыщены индустриальной культурой и их интересовало то,
что здесь есть неиндустриальное, но не менее мощное. Для любого иностранца,
который существует в материальной культуре, этот запас идей и интеллектуального
натиска который был в этих коллекциях, он легко прочитывался.
М.Б.И они нашли применение?
Л.Л.У меня несколько
«ресничек» купило немецкое телевидение. Они специально приезжали и купили у
меня кажется две модели. Потом немецкие журналы приезжали снимать и дома у меня
и на Петровском. Для них это было очень интересно, тем более что уж кто-кто, а
они знали, что любая субкультура
постоянно генерирует какие-то идеи. Учитывая что наша официальная культура
никогда не давала такой силы, все случилось естественным образом, и вовремя.
Коллекцию «Реснички» – мне в
Большом театре отвязывали чулки шерстяные и я их сама красила. Просто нашла женщину которая отвязала
мне эти чулки. Сережу Черепова я заставила залезть на трамплин на Воробьевых
горах, где он по ночам обдирал куски искусственного снега. Реснички – это
искусственный снег и он там ночами отдирал эти куски. Стоит сказать, что у меня была совершенно потрясающая портниха, мама
Кости Кинчева, которая на самом деле всю жизнь преподавала сопромат в
университете, она просто всегда была очень рукодельная. Я к ней обратилась потому что она могла и со своим техническим
подходом она помогла мне сделать вещи которые ни одна портниха в жизни не могла
бы сделать. Она какие-то чертежи мне составляла. Потом, позднее, когда у меня был заказ, она для группы «Лицей», она
же шила мне костюмы.
Многое все-таки было востребовано
и в виде образов и в виде показов и сценических дополнениях. Последнюю коллекцию я показывала в Киеве «Шляпы
– это все». Там каждая модель – это какая-то история про шляпы. Даже та , где пушечка
сзади, там вся модель держится на шляпе. Ла-ре всегда придумывали много
конструктивных историй, которые завязаны на какой-то кинематике.
Самая интересная коллекция,
которая была практически последней, в Риге я ее показывала, но у меня ничего не
сохранилось от нее. Она называлась «Не теряй времени». Там все было основано на
серьезных технических деталях и объектах. Вуаль двигалась на пульте, ботинки были
на пластмассовой подошве со вставленными часами, где-то выпадали шарики, колеекция получилась
абсолютно индустриальная, сайбор панк такой.
C Аз-артом же у меня был прекрасный показ который они
делали на заводе. Посреди работающих топок был построен подиум, модели,
борющиеся с холодом простым русским способом, едва не слетали
с подиума, но и шоу, и сам «локейшен», выбранный для
показа, настолько были необычны и знергетичны для того времени, что
публика еще долго переживала увиденное. Потом у меня еще была более
промышленная коллекция «Меня видно». Ее можно было носить и это был заказ
Аз-Арта, который стал выделять средства на коллекции. Для сравнения, потом была
очень красивая коллекция «брюки превращаются», черно-белая. Вся коллекция была
как трансформер, детали держалась на палочках, а во время показа палочки
вынимались и модель трансформировалась. Естественно такое не могло быть
востребовано в серийном производстве, хотя задумки- вполне. Инна с Феней
планировали серийное производство именно
одежды. Но все это вскоре засбоилось и
умерло.
М.Б.По каким причинам? Их
нельзя было адаптировать к индустрии? Потому что был рассвет клубной культуры,
можно было наладить мерчендайз клубный.
Л.Л.То что они производили, договариваясь
на какой-то фабрике, там не было
авторского надзора вообще, да и навыков работы в этой сфере ни у кого не было.
Феня занималась производством и она тоже не понимала, что происходит. Я сделала
опытные образцы для производства, но то что сделали из этих образцов промышленные конструкторы,
это было настолько далеко от всего- и от того что планировали мы и того что
можно было бы носить. У нас с производством всегда были проблемы. И с одеждой и
с аксессуарами.
|