«Томпсон Х. С. Ангелы ада»:

8

«Эти панки со своими мотоциклами и нацистскими побрякушками терроризируют все общество в целом и каждого его члена в отдельности. Они — угроза, чертовски серьезная угроза, степень которой возрастает с каждым годом все больше и больше»

(«Man's Peril» цитирует представителя полиции Флориды. Февраль, 1966).

«Ангелы боготворят свои мотоциклы. Они забирают их на ночь к себе домой. Сами они спят на пропитанных машинным маслом постелях, но на их байках не найдешь ни единого пятнышка»

(коп из Лос‑Анджелеса, 1965 г.).

Чем дальше Ангелы выходили за пределы своего круга, тем больше паники они вызывали. Вид компании «отверженных», впервые встреченной на хайвее, просто оскорбителен для любых расхожих представлений о том, что и как именно должно происходить в Америке; такая материализация «призраков шоссе» настолько необычна, что может быть принята за дурную галлюцинацию… именно в этом случае понятие «outlaw» как «стоящий вне закона» приобретает реальный смысл. Увидеть одинокого Ангела, с ревом несущегося в потоке машин, наплевавшего на все правила, ограничения и условности, — значит воспринять мотоцикл как инструмент анархии, орудие демонстративного неповиновения и даже оружие. «Безлошадный» Ангел Ада, идущий на своих двоих, со стороны может выглядеть довольно по‑дурацки. Их неряшливый, небрежный спектакль и бессодержательные разговоры могут быть интересны какое‑то время, но, помимо изначальной эксцентричности, их тусовка так же утомительна, занудна и депрессивна, как и костюмированный бал‑маскарад для умственно отсталых детей. Есть что‑то патетическое в компании людей, которые собираются каждую ночь в одном и том же баре и воспринимают самих себя на полном серьезе, щеголяя своими поношенными прикидами. В будущем им ничего не светит, кроме шанса подраться или порции очередного мозгоебства с какой‑нибудь пьяной уборщицей.

В образе Ангела, который мчит на своем байке, никакой патетики нет. Единое целое — человек и его машина — это гораздо больше, чем каждый составляющий его элемент по отдельности. Мотоцикл — единственная вещь в жизни Ангела, которая полностью находится в его власти, в полном его подчинении. Это исключительный по значимости символ социального статуса байкера, держащий его на плаву, и Ангел холит и лелеет его точно так же, как блудливая старлетка из Голливуда холит и лелеет свое тело. Лишившись байка, он становится не многим лучше панка, идиотничающего на углу. И он сам знает это. Ангелы не могут ясно и доходчиво излагать свои мысли по поводу многих вещей в этой жизни, но в тему мотоциклов они привносят поистине поэтическое вдохновение, душевный подъем влюбленных. Сонни Баргер, человек, никогда не опускавшийся до сентиментальной расхлябанности, однажды определил слово «любовь» как «чувство, которое охватывает тебя, когда что‑то нравится тебе так же сильно, как твой мотоцикл. Думаю, что такое чувство действительно можно назвать любовью».

Тот факт, что многие Ангелы в буквальном смысле слова сделали свои байки из украденных, обмененных или изготовленных на заказ деталей, лишь наполовину объясняет их глубокую привязанность к мотоциклам. Человек должен собственными глазами увидеть outlaw, оседлавшего своего «борова» и жмущего на кик‑стартер, чтобы понять в полной мере, что ЭТО значит. Ситуация, сходная с той, когда умирающий от жажды наконец находит воду. Меняется выражение его лица, меняется осанка, весь он излучает уверенность и силу. На какую‑то секунду он сливается с большой машиной, дрожащей между его ног, а затем стартует, срывается словно ракета… иногда это делается довольно спокойно, без лишних эмоций, а иногда — раздаются оглушительный рык и скрежет: так, что дрожат стекла в соседних домах… вот‑вот посыпятся вниз… Но в любом случае вы становитесь свидетелем упоительного, стильного рывка с места… И подобным грандиозным образом заканчивая ежевечерние посиделки в баре, Ангел изо всех сил старается остаться в памяти остальных таким вот классным и незабываемым. Каждый Ангел — это зеркало, в которое смотрится охваченное восхищением и обожанием общество. Они поддерживают и подбадривают друг друга — в силе и слабости, падениях и триумфах… и каждую ночь в момент закрытия кабака они отчаливают с прощальным салютом: музыкальный автомат воет мелодию Нормана Любоффа, в баре мерцает тусклый свет, и луна щерится на пьяное громыхание Шейна.

Трудно, конечно, точно определить, являются ли Ангелы на самом деле мастерами мотоциклетного дела. За исключением нескольких междусобойчиков, их не допускают на официальные соревнования, и следовательно они не могут фигурировать как участники в каких‑либо таблицах гонок. <Вся загвоздка здесь — в действии закона взаимного отрицания. Ангел, переодевшись в «штатское», может попасть на любое мероприятие А.М.А., заплатив два доллара за «Карточку спортсмена». Это дает ему право участвовать в состязаниях, но одновременно превращает его в кандидата на вступление в А.М.А…. Такого безобразия «отверженная» братва никогда не потерпит. Устав Ангелов Ада очень точен в том, что касается ситуаций, связанных с конфликтом интересов. Ни один Ангел не может быть членом какого‑либо другого мотоциклетного клуба или организации. Если человек получает карточку в А.М.А., это может стоить ему «цветов».> Их байки на все сто процентов отличаются от тех машин, которые принимают участие в гонках или штурмуют холмы… их даже нельзя поставить в один ряд с другими дорожными байками. Ангелы рассказывают всякие истории о том, как в импровизированных состязаниях они буквально сдували с дороги профессионалов … но ходят рассказы и о том, как «отверженных» на их боровах с модифицированными моторами унижали легковесные «дукатисы».

Может быть, все эти истории — и чистая правда, а может быть — и чистая выдумка, но, как бы там ни было, споры на эту тему до сих пор никак не утихнут. У мотоциклов совершенно четкое предназначение: они собираются для пробегов по стране, для гонок, для банальных путешествий или же просто для того, чтобы разъезжать по округе, пугая голубей и кошек. Они будут двигаться и двигаться, ехать и ехать, гнать и гнать, как любые собаки или лошади. Но ведь никто не разводит лошадей, чтобы охотиться на опоссума, и никто не тащит собак на дерби в Кентукки. Производители байков десятилетиями пытались создать настоящую унифицированную многоцелевую модель, но воз и ныне там.

Конечно же, нельзя сравнивать езду по грунтовым дорогам или соревнования — с ежедневным курсированием на байке по городским улицам и хайвеям. Здесь требуются совершенно разные профессиональные навыки и совсем другие рефлексы. У некоторых — самых быстрых — гоночных байков нет тормозов, что равносильно мгновенной смерти в общем потоке транспорта, и многие профессиональные гонщики все еще продолжают утверждать, что хайвеи гораздо опаснее любого гоночного трека.

С гонщиками по грунтовым дорогам происходит точно такая же история, и некоторые из них с трудом получают разрешение на езду на своих байках по городским улицам. Дон МакГир, ветеран райдерских штурмов гор и холмов и штатный мотоциклетный механик из Ричмонда, утверждает, что только безумец или мазохист может ездить на таком байке в транспортном потоке. «Посмотрим на это так, — говорит он. — В любой гонке мы все едем в одном и том же направлении и знаем, что делаем. Никому не приходится беспокоиться о каких‑то психах, или пьяных, или старых леди, внезапно выскакивающих прямо под колеса из тупиков и переулков. Вот вам, черт возьми, и разница: ты можешь сосредоточить все свое внимание на мотоцикле и полностью его контролировать, не отвлекаясь. Иногда мы получаем травмы, но сломанные кости — это самое худшее, что ты можешь заработать в результате гонок, мало кто разбивается насмерть».

«Хайвей — дело совсем другое! Господи Иисусе, вот ты двигаешься по нему в общем потоке на скорости шестьдесят пять миль в час, соблюдая все эти ограничения скорости, и ты успеваешь только уворачиваться от других машин. Если прошел небольшой дождь и дорога мокрая или же сырая от тумана — считай, что ты уже вляпался, что бы ни произошло. Только сбавь скорость — и они сразу сядут тебе на хвост или выжмут на обочину. Прибавишь газу, чтобы вырваться на свободное пространство, — и какой‑нибудь урод затормозит прямо перед тобой… Только Богу известно, почему они поступают так все время».

«Один какой‑нибудь пустячок — и ты оказываешься в мясорубке. В ту секунду, когда жмешь на тормоза, и начинается полный пиздец; байки не способны маневрировать так же, как машины. Случись с тобой подобное — считай, что тебе крупно повезет, если по твоему бренному телу проедутся всего пару раз».

В течение 1965 года больше тысячи людей погибло в США в результате мотоциклетных аварий. В автомобильных катастрофах гибнет почти в пятьдесят раз больше, однако растущая статистика, связанная со смертями в результате мотоциклетных аварий, заставила Американскую медицинскую ассоциацию окрестить байки «серьезной опасностью для здоровья в наших сообществах». Ангелы Ада теряют на дороге в среднем четырех членов в год, но, принимая во внимание уровень водительской техники большинства, четыре процента от ежегодной смертности, приходящиеся на мотоциклистов, — это свидетельство их высочайшего мастерства: будь они водителями послабее, цифра была бы выше. «Харлей 74» наверное, единственный мотоцикл, который может навести грандиозный шухер среди автомобилистов и напугать их до чертиков, как, скажем, пущенная на море быстрая торпеда. «Отверженные» — большие специалисты по укрощению «боровов», и в их собственном замкнутом мирке, сообразно их собственным понятиям, они могут догнать, перегнать и сдуть с дороги кого угодно.

В конце пятидесятых, еще до того как Ангелы стали пользоваться такой дурной славой, Пит, из отделения во Фриско, был одним из ведущих гонщиков в Северной Калифорнии. Его спонсировал местный дилер фирмы « Харлей Дэвидсон», и в результате он собрал целую кучу трофеев. Пит не только носил свои «цвета» Ангелов Ада во время гонок, но и выезжал на гоночном байке на трек, усадив на заднее сиденье свою прелестную блондинку‑жену. Другие гонщики привозили свои байки на трейлерах, дрожа над ними так, словно это не мотоциклы, а хрупкие вазы времен династии Минь.

«Пит на самом деле мог заставить байк мчаться так, как было нужно ему, — вспоминает один из Ангелов. — Это выглядело по‑настоящему классно — как он трогался с места и побеждал. Когда он выезжал на трек, старик, он просто менял свои свечи зажигания и стартовал — высокий руль, и все такое, — и все это гоночное крашеное железо само улетало прочь с дороги».

В начале шестидесятых Пит покинул Ангелов, почувствовав, что сыт «ангельскими» штучками по горло. Вскоре после того как ему стукнул тридцатник, он перевез свою жену и двух детей в маленький городок в Сьеррах, где попытался начать жизнь сначала и выступить в роли мирного сельского механика. Он отбарабанил свои «пенсионные» два года и, наверное, мог бы отсиживаться и дальше, если бы Ангелы не стали такими знаменитыми. Соблазн покрасоваться в лучах славы и искушение устроить что‑нибудь новенькое оказался слишком велик. В начале 1965 года Пит вернулся в город, выпивая за здоровье своих старых корешей, напрочь позабыв про семью и мотаясь по округе в поисках деталей для нового байка.

Как и большинство других Ангелов, он уважает заводскую продукцию, отдавая дань ее потенциальной надежности и прочности. Для него это — подборка хорошего исходного материала, но отнюдь не машина, которую каждый профессиональный классный ездок захочет назвать своей собственностью. <Байк, который он наконец сам собрал, развивал ровно за двадцать секунд скорость 108, пролетев всего какую‑то четверть мили.>

«Отверженные» склонны рассматривать свои байки как памятники самим себе, сотворенные согласно их фантазиям и представлениям, может быть несколько абстрактным. Они культивируют в себе привязанность к ним, которую посторонний человек вряд ли поймет. Это смахивает на позерство или даже на извращение. Может, так оно и есть, но для байк‑фриков все это очень реально и исполнено особого смысла. Каждый, у кого хоть когда‑нибудь был такой мощный байк‑зверюга, до конца дней своих будет несколько помешан на этой теме. И речь идет не о маленьких байках, а о больших, дорогих и капризных ублюдках таких, которые реагируют на нажатие педали газа, как строптивая лошадь реагирует на удар кнута, которых можно поднять в воздух и проехать пятнадцать ярдов на одном колесе, на которых можно гнать на бешеной скорости по мостовой, изрыгая огонь и пламя из выхлопной трубы… Маленькие байки, возможно, и служат для развлечений, как говорят работающие в этой отрасли промышленности люди, но и «фольксвагены» созданы ради забавы, не говоря уже о базуках.

Большие байки — «феррари» и Магнумы. 44 — это нечто, уже выходящее за рамки обычного веселья; это настолько мощные и эффективные машины, созданные человеком, что они могут поставить под сомнение способности человека контролировать созданное ими и могут загнать людей в жесткие рамки дизайнерского дела и разработки технических характеристик, не позволяя им нарушать установленные границы. Это один из краеугольных камней мистики Большого Байка, которая в жизни каждого Ангела занимает столько места. Или, как говорят они сами: "Вот на этом и стоим, старик. Вот за счет этого и живем! ".

Не каждый может согласиться с подобной концепцией. До встречи с Ангелами у меня был большой мотоцикл и пара мотоскутеров, но эту технику я приобрел только тогда, когда появились кое‑какие свободные деньги, хотя особой дороговизной она и не отличалась. Никакой мистикой при таком прагматизме и не пахло. Когда я сказал Ангелам, что подумываю о приобретении для себя байка, они загорелись желанием помочь мне провернуть это дело. Конечно же, надо было достать «харлей‑дэвидсон». У них имелось несколько машин на продажу, но все, что поновее, было исключительно краденым… хотя стоило очень дешево. Трудно, согласитесь, отказаться от байка, реальная цена которого 1,500 $, а тебе отдают его всего за четыреста баксов, но, чтобы ездить на краденом мотоцикле, надо знать, как объяснить легавому, почему номера на корпусе или двигателе совершенно не соответствуют номерам на лицензии о регистрации. Есть способы спустить дело на тормозах и улизнуть, но, если ты облажаешься, тебя накажут и отправят в тюрьму. Удивительно, но мне почему‑то совсем не хотелось маяться за решеткой. Я попытался убедить Ангелов (правда, безрезультатно) найти мне дешевенький, подержанный — неворованный — «харлей 74», но сделанный на заказ по последней моде «отверженных». Потом я решил остановиться на более облегченном, скоростном «харлей спортстере» в духе некоего outlaw‑авангарда. После наезда на меня вполне компетентных респектабельных людей из моего окружения я опробовал «триумф бонневилль», и даже степенный «B.M.W.». В конце концов я умерил свои аппетиты до «спортстера», «бонневилля» и «B.S.A. лайтнинг рокет». Все три машины могли обставить заводской «харлей 74», и даже Ангельскую версию «борова» — а уж этого монстра можно считать всем, чем угодно, только не заводской моделью.

«Боров» не мог сравниться по скорости с новейшими и лучшими промышленными образцами, если не подвергался серьезной переделке и если за рулем не находился очень смекалистый райдер. То, что я в результате купил «B.S.A.», — роли не играет; имея в кармане 1.500 долларов, я четыре недели приставал ко всем с дотошными расспросами и ломал голову, пока до меня не дошло, что «раздетые» «харлеи» по сути своей не могут считаться супермашинами. Проездив на своем байке несколько месяцев, я понял, что разница между Ангелом Ада на «борове» и цивильным любителем байков на гоночном «триумфе» заключается вовсе не в двигателе. Ангелы испытывают свою судьбу по полной программе, не оставляя для себя никакой возможности для отступления. Они здорово рискуют, даже не задумываясь об опасности, которой себя подвергают. Как личности они были обобраны, изгнаны отовсюду и побеждены при помощи стольких способов и ухищрений, что в той единственной сфере, где их можно считать королями, им просто нет смысла быть вежливыми и осторожными.

Особая связь между Ангелом и его байком бросается в глаза даже тем, кто совсем ничего не знает о мотоциклах. Билл Мюррей, собирая материал для своей статьи в «Saturday Evening Post», посмотрел получасовой телевизионный документальный фильм, снятый одной станцией в Лос‑Анджелесе при довольно сомнительном участии Ангелов из Берду. Один из четырех представленных субъектов был, по словам Мюррея, «почти не вяжущий лыка „скот“ в круглых солнечных очках, известный как Слепой Боб. (Боб со свирепостью в голосе говорил о том, что может случиться с каждым, кто попытается клеить его девушку. „Если она со мной — то она со мной“, — сказал он, ухмыляясь и выставляя вперед свою нижнюю челюсть.)»

Ангелы вызывали у Мюррея лишь презрение, но вид по крайней мере одного из этих «скотов» на своем «борове» задел его за живое. «Самый яркий момент этой телевизионной программы, — рассказывал он, — наступил, когда Слепого Боба, выказавшего себя немногословным и приземленным тупицей во время интервью, показали на мотоцикле, едущим по хайвею. Он обращался с этой большой мощной машиной совершенно непринужденно, управляя ею небрежно одной рукой, напоминая то, как Валенсуэла ведет Келсо к передвижному стартовому барьеру… Сильный ветер бьет ему в лицо, губы его кривятся в жесткой улыбке, свойственной человеку, испытывающему чувство абсолютно первобытного наслаждения. Взгромоздившийся на спину своего „борова“, этот увалень неожиданно видится исполненным миражеподобным изяществом…»

За редким исключением, байк outlaw — это «харлей 74», гигант среди мотоциклов, весом около семисот фунтов, который поступает из сборочных цехов завода в Милуоки. Ангелы раздевают его, уменьшая вес до пяти сотен. На жаргоне мотоциклистов «харлей» называется «hog» — «боров», а байк outlaw — «chopped hog», разделанный «боров». В принципе, это та же машина, на которой разъезжают копы‑мотоциклисты, но полицейский байк — просто начиненный вспомогательными приборами слон, если сравнивать его с тощими «ангельскими» «боровами», у которых движки сделаны на заказ. Сходство между ними почти такое же, как между оборудованным на заводе «кадиллаком» и облегченным скелетом гоночного варианта той же машины. Ангелы относятся к стандартному 74‑му как к «мусоровозке», и правило номер 11 Устава — опускалово в весьма возвышенной манере: «Ангел не может носить „цвета“, пока ездит на мусоровозке с не‑Ангелом».

«Разделанный боров»— или «чоппер» — это нечто большее, чем просто тяжелый корпус, крошечное сидение и массивный, объемом в 1.200 кубических сантиметров (или 74 кубических дюйма), двигатель. Это почти вдвое больше размера двигателей «триумфов», «бонневилле» или «B.S.A. лайтнинг рокет» — две последние машины с двигателем в 650 кубических сантиметров способны развивать от 120 до 130 миль в час. У «хонды — супер ястреб» двигатель в 305 кубических сантиметров, и она развивает предельную скорость почти около 100 миль в час. Репортер из «The Los Angeles Times» однажды описывал «боровов» как «тип мотоцикла, который использовали немецкие курьеры, чтобы давить собак и цыплят — и людей — во второй мировой войне: низкие звероподобные машины с водителями, им полностью соответствующими».

На дороге нет ни одного вида мото— или автотехники, — за исключением нескольких спортивных и гоночных машин, — который мог бы догнать хитроумно и искусно усиленные «74‑е» «отверженных», если, конечно, судьба не подарит шанс «зажать его» или «поиметь», воспользовавшись преимуществом мощного мотора. Тем не менее, из‑за размеров и основных технических различий нормально оборудованный «харлей 74» едва ли может оторваться от «хонды» с двигателем в 305 кубических сантиметров, а еще с меньшей вероятностью — от «триумфа» с двойным карбюратором, или от «B.S.A.». Люди, которые ездят на этих английских «островных» байках, спокойно могут унизить копа на «харлее». Однако копы‑мотоциклисты уже умудрены опытом — они понимают все. Даже Дорожный патруль Калифорнии, на своих «доджах» с увеличенной мощностью мотора, смотрит на большие британские байки или «чопперы» outlaw, как на кровное оскорбление их собственного имиджа королей дороги. Я однажды был остановлен за превышение скорости машиной Дорожного патруля, которая прибавила газу и держалась почти в нескольких футах от моего заднего буфера, пока я не сообразил, что меня преследуют. Водитель включил сирену в самый последний момент, и, естественно, я съехал к обочине, потрясенный происходящим до глубины души. Когда я спросил полицейского, почему он подъехал так близко ко мне, он ответил: «Я думал, что ты можешь попытаться развернуться на этом прогоне, и смотаться».

Я заявил, что такое никогда бы мне и в голову не пришло, — в то время это было истинной правдой, — не то, что сейчас. «Что ж, хорошо, что ты даже не попытался, — отозвался коп. — Последний мотоциклетный панк, который решил от меня смыться, разбился насмерть. Я висел у него на хвосте, пока он не ошибся, и тогда я переехал прямо через него».

Любой, кого обуревает неудержимое желание устроить смертельные гонки с полицейскими машинами, может купить за 1.300 или 1.400 баксов мотоцикл, который выдает 120 миль в час, вылетев прямо из демонстрационного зала. Но устроить подобное представление на «74»‑м потребует немалых усилий и высокого мастерства. Первый шаг — радикальные изменения соотношения веса к мощности. Ангелы "раздевают "своих «боровов» почти догола, оставляя только самые главные детали. Они доходят даже до переноса тормоза переднего колеса. Само «раздевание» и усовершенствование — абсолютно разные вещи. У большинства байков outlaw также увеличена мощность благодаря толкателям клапанов, большим вентилям (valves) и увеличенным bore and stroke. Единственные сохранившиеся на них излишества — те, присутствие которых оговорено законом: задние фары, зеркало заднего вида и упор для пассажира — hand hold. Мотофанат может выполнить полицейское требование о наличии зеркала, используя крошечное зеркальце дантиста. Такой трюк считается законным, с технической точки зрения.

Другие модификации представляют из себя, в половину обычного размера, сделанный на заказ, бензобак; отсутствие переднего буфера и укороченный или «подрезанный» задний буфер, который заканчивается на конце колеса; очень высокий руль и маленькое сиденье, настолько низкое, что оно выглядит как кожаная подушка, положенная поверх двигателя; вытянутые передние вилки, чтобы увеличить колесную базу и поднять передний конец; педаль, или «суицидальная» конечность (ее так окрестили, потому что необходимо в считанные доли секунды среагировать, пока переключаешь скорости и тормозишь, обе фишки делаются левой ногой), и набор таких личных прибамбасов, как длинные high‑raked глушители, крошечные двойные фары, велосипедной толщины тонкое переднее колесо, высокие кинжалообразные хромовые поперечины (rails) — так называемые «sissy bars» ( маменькины чушки) для упора пассажиров, и любые мыслимые виды хрома и огнеупорной отделки.

Часто чоппер — настоящее произведение искусства, и одних бабок чтобы его построить надо ни много ни мало 3000 баксов, не говоря уже о вложенном труде. Начиная от полированных хромовых спиц и кончая прекрасно сбалансированным сверхтяжелым маховиком и двенадцатью слоями специальной краски на бензобаке — это прекрасная, изящная машина. Она настолько превосходна технически, что уму непостижимо, как только она может с ревом нестись по какому‑то полночному хайвею и оказаться в руках пьяного отморозка, которого отделяют лишь несколько мгновений от попадания на полной скорости в дерево или стальные ограждения. Вот еще один из многих парадоксов доктрины Ангелов Ада. Все, чего им недостает в их личной обустроенности, они с лихвой возмещают своими мотоциклами… и по‑прежнему любой из них может взять свой байк, над которым он работал шесть месяцев, и уничтожить его за секунды в маниакальном рывке на предельной скорости на повороте дороги — гарантированный пиздец на любой скорости больше пятидесяти.

Это называется «проскочить на вираже» — чудовищный маневр, который один Ангел описывал следующим образом: «Мы все проскочили на вираже, детка. Ты хоть примерно представляешь себе, что это такое? Вот твой байк начинает скользить, когда ты подлетаешь к повороту на скорости семьдесят или восемьдесят в час… Машина скользит вдоль внешней стороны поворота, детка, пока не заденет обочину, край тротуара, ограду или насыпь, — или что там окажется, — а затем делает полубочку… Вот, что такое в натуре означает уйти в классический отрыв, малыш».

Однажды вечером, зимой 1965года, мой собственный байк — с пассажиром — занесло на вираже скользкой от дождя дороги к северу от Окленда. Я вписался в несомненно опасный поворот на скорости около семидесяти миль в час, на пределе моей второй передачи. Мокрая дорога мешала наклонить байк так, чтобы справиться с огромной инерцией, и где‑то посередине поворота я вдруг врубился, что заднее колесо больше не следует за передним. Байк двигался боком, по направлению к железнодорожной насыпи, и мне не оставалось ничего другого, как держаться изо всех сил… Какое‑то мгновение не раздавалось ни звука, тишина словно зависла надо мной… а затем раздался хлопок, словно у дороги кто‑то выстрелил из базуки, но опять же как‑то по‑бутафорски, без всякого шума. Ни олень на склоне холма, ни человек на поле боя никогда не слышат тот выстрел, которым его убивают. Персонаж, которого заносит на мотоцикле на крутом повороте на предельной скорости, слышит ту же самую пугающую тишину. Шлейф искр, когда хромированная сталь со скрежетом трется об асфальт, ужасный толчок, когда твое тело начинает кувыркаться при первом ударе… и после этого, — если тебе повезет, — вообще ничего, пока ты не очнешься в какой‑нибудь реанимационной палате: твой скальп болтается прямо перед глазами, пропитанная кровью рубашка прилипла к груди, а собравшиеся вокруг представители местных властей пялятся на тебя и уверяют друг друга, что «эти сумасшедшие ублюдки так никогда ничему и не научатся».

В мерзкой автокатастрофе нет ничего романтического, и единственное утешение — это убийственно тупой шок, в результате множества полученных травм. Мой пассажир слетел с байка, описав длинную дугу, которая закончилась у железнодорожных путей, и раздробил себе бедренную кость. Ее концы прорвались неровными краями сквозь мышцы и плоть, пока он катился по мокрому гравию. В госпитале врачам пришлось смыть всю грязь с торчащих концов его костей, перед тем как они привели его ногу в порядок… Но он сказал, что не чувствовал боли вплоть до следующего дня, ему не было больно даже тогда, когда он лежал под дождем и думал найдется ли на дороге хоть кто‑нибудь, чтобы вызвать «скорую помощь» и подобрать нас.

Отнюдь не бешеная езда Ангелов Ада вызвала появление палат экстренной помощи… одним из вполне логических результатов стало то, что их страх перед дорожными инцидентами удачно сочетается с безбашенным и непринужденным пренебрежением, даже презрением, к физическим травмам. Чужаки могут называть это безумием или давать какие‑то другие, более эзотерические определения… но Ангелы существуют в мире, в котором насилие столь же обычно, как и пролитое пиво, и они живут с этим точно так же, как горнолыжники живут с риском сломать себе ногу. Спокойное признание и одобрение самого факта кровопускания — ключ к тому ужасу, который они вдохновенно наводят на «цивилов». Глуповатый уличный боец, даже будь он небольшого роста, имеет огромное преимущество над средним по своим параметрам американцем, выходцем из среднего класса, который не дрался с момента достижения половой зрелости. Это просто‑напросто вопрос опыта: есть он у тебя или нет — когда тебя бьют и загашивают довольно часто, а ты должен при этом быстренько истребить в себе ту уродливую панику, которая ассоциируется у приятных во всех отношениях людей с серьезной дракой. Человек, которому трижды ломали нос в уличной потасовке, рискнет еще раз, даже не задумываясь, что ему сломают на этот раз. Никакой подробный инструктаж по рукопашному бою не сможет этому научить, — если инструктор не окажется садистом, — и даже после этого будут возникать всякие трудности, потому что опыт ученика окажется искусственно искажен и ограничен.

Сан‑Франциско — город, в котором полно каратистов. В 1965‑м там было, по самым приблизительным подсчетам, семь тысяч человек, занимающихся этим по всем правилам, то есть платящих за обучение учеников каратэ, шатающихся по Бей Эреа… но в любом популярном баре ты можешь услышать рассказ о бармене, который вырубил «чувака, попытавшегося выкинуть какие‑то каратистские штучки». И едва ли имеет значение, насколько правдивы эти рассказы. Существует весьма обоснованная точка зрения на решение вопроса — выживешь ли ты или отдашь концы при непосредственном столкновении. Это всегда зависит от выработанных рефлексов. Бармен со шрамами и сбитыми костяшками всегда ударит быстрее и сильнее, чем какой‑нибудь занимающийся каратэ новичок, который ни разу еще не умылся ни своей собственной кровью, ни кровью своего врага. Короче, пороха еще не нюхал. По той же причине Ангел Ада, который частенько залетал со своим «боровом» на вираже на склон, чтобы еще шутить по этому поводу, будет ездить на мотоцикле стильно и непринужденно. Такая стильность и непринужденность приходят только после того, как ты насобираешь на свою голову сотню‑другую весьма болезненных шишек. <Пять Ангелов Ада погибли в стычках или авариях в 1964 году, трое — в 1965‑м, и трое — в 1966‑м (пока трое!), не считая еще одного, серьезно раненного в живот, и другого, парализованного на всю оставшуюся жизнь после перелома шейного позвонка в результате пулевого ранения.>

Проболтавшись с Ангелами какое‑то время, я привык к виду блевотины, бинтов, экскрементов и похмельных физиономий, так что стал воспринимать все как должное и перестал спрашивать, что да как случилось. Обстоятельные и завлекательные рассказы про «махаловки» — всегда и везде вообще‑то темы обычные, а неважные — столь же скучны и предсказуемы, как и поединки в любом из ночных шоу. Большинство подобных схваток происходят с чужаками, которые не понимают, во что они ввязались. Люди, знающие Ангелов, прекрасно осведомлены об этике правила «все на одного», которая не подлежит каким‑либо законам о сроках давности. Ангел в кругу себе подобных находится в такой же безопасности, как и курьер мафии в лихом итальянском квартале.

Несмотря на этот зловещий иммунитет, они время от времени случайно перегибают палку, и их люто избивают люди, которые не врубаются в расклад или предпочитают пренебречь принятыми правилами и понятиями. Даже Баргер, занимающий пост Президента Оклендского отделения уже восьмой год, не отрицает, что ему сломали нос, вывихнули нижнюю челюсть и выбили зуб. Впрочем, в какой‑нибудь байк‑аварии мотоциклиста может изувечить покруче, чем в дюжине неудачных драк. У Сонни‑Приколиста из Берду: в голове — стальная пластинка, в руке — стальной стержень, пластиковая лодыжка, на лице — глубокий шрам, и все это из‑за аварий. Он получил свою кличку, после того как другие Ангелы решили, что стальная пластина в голове могла странным образом подействовать на его мозги. Когда в октябре 1964 года Ангелы из Берду предприняли пробег в Санта‑Ана, Сонни‑Приколист ввязался в большую драку с местными гражданами. Многочисленная толпа собралась, чтобы послушать его подзаборные ругательства в адрес копов, судов и общества в целом. Позже его посадили за огромное количество неоплаченных дорожных штрафов.

ХУЛИГАНСКИЙ ЦИРК ИЗНАСИЛОВАНИЕ И НАКАЗАНИЕ БЕЙСС ЛЕЙК

9

«Как только Ангелы умудрились превратиться в таких отвратительных скандалистов и бузотеров? Ответ заключается в том, что не все было так просто. Они работали сверхурочно, чтобы стать коварными, жестокими и малодушными»

(журнал «True Detective». Август, 1965).

«Я натерпелся и от школы, и от катавасии семейной жизни. Все это на поверку оказалось чушью собачьей. Парень, да я просто без ума от счастья, что Ангелы приняли меня! Мне всегда хотелось стать только Ангелом, и никем другим кроме Ангела! И точка»

(Ответ на вопрос).

К середине лета 1965 Ангелы Ада стали уже темой по крайней мере двух законченных научных диссертаций, и наверняка в процессе написания находилось еще несколько опусов. В Калифорнии еще встречались люди, чьи существующие на самом деле или же только в их воображении отношения с мотоциклистами‑outlaw носили настолько личный характер, что они не могли не обращать внимание на какие‑либо абстрактные или обоснованные рассуждения социологов о перспективах мотоугрозы. На одного человека, хоть раз в жизни видевшего Ангела Ада во плоти, приходилось более пятисот типов, которые были до смерти напуганы воплями и завываниями прессы. Поэтому и не было ничего удивительного в том, что по мере приближения Четвертого Июля в обществе нагнеталась определенная напряженность.

Вечером в пятницу, накануне четвертого числа, я позвонил в «Бокс Шоп». Я никогда не участвовал в праздничном пробеге, так как он до сих пор представлялся мне настоящим загулом и беспределом, но на этот раз я решил отправиться с Ангелами. Прежде чем Френчи назвал конечный пункт пробега, он хотел удостовериться, что я не планирую притащить с собой еще кого‑нибудь: «Да, это Бейсс Лейк, — сказал он. — Около двухсот миль к востоку отсюда. Меня кое‑что беспокоит. Могут быть неприятности. Мы надеемся, что просто соберемся вместе и хорошенько повеселимся, но из‑за этого проклятого паблисити, боюсь, там окажутся все полицейские штата».

А причина ожидать присутствия полиции была достаточно веской: пресса подняла тревогу еще неделю назад.

24 июня, в бюллетене United Press International из Лос‑Анджелеса, говорилось: «КОПЫ ОБЕСПОКОЕНЫ ВЕРОЯТНОСТЬЮ ТОГО, ЧТО АНГЕЛЫ УСТРОЯТ БЕСПОРЯДКИ 4 ИЮЛЯ».

И снова цитировался уже набивший оскомину Генеральный прокурор Линч: дескать, в его офис уже поступили «различные сообщения» относительно того, как же Ангелы Ада замыслили провести в середине лета свой ежегодный пикник. (Одно из этих «сообщений» появилось в результате тщетной попытки продать эффектный репортаж о предстоящей бузе Четвертого Июля The New York Times и другим заинтересованным сторонам. Повсюду моментально распространились слухи о предстоящих беспорядках, они даже просочились в сводки телевизионных новостей NBC из Нью‑Йорка.)

Затем, в конце июня, газетные заголовки на первых полосах по всей стране завопили о мотоциклетном бунте в Лаконии, штат Нью‑Гемпшир. Калифорнийская пресса отнесла это событие к разряду выдающихся, потому что мэр Лаконии свалил все на Ангелов Ада. В выпуске журнала Life от второго июля была напечатана большая история о трагедии в Лаконии, с фотографиями горящей машины, национальных гвардейцев с примкнутыми штыками и целой коллекции конфискованного оружия, включая топоры, ломы, мачете, свинцовые кастеты, цепи и пастушьи кнуты. Как было сказано, около пятнадцати тысяч мотоциклистов ни с того ни с сего взбесились на маленьком курорте Новой Англии, ввязались в драку с полицией, поджигали различные здания, а подстрекали их к этому, естественно, Ангелы Ада. Калифорния получила ясное, недвусмысленное предупреждение. Если горстка Ангелов Ада учинила подобный беспредел за три тысячи миль от дома, только в кошмарном сне можно было представить, что может натворить весь клан на своей собственной территории на Западном побережье.

Бейсс Лейк — крохотный курорт рядом с Национальным Парком Йосемайт в Сьерра‑Невада. Ангелы пытались, хотя и не особенно серьезно, хранить конечный пункт своего пробега в секрете, но суета, поднятая по этому великому случаю многими из них, свела на нет осторожность и благоразумие нескольких человек. Как говорится, «слово — не воробей, вылетит — не поймаешь», информация вырвалась наружу, и спрятать концы в воду уже было невозможно. Полиция делала упор на «анонимные источники», пресса подцепляла новости у полиции, и к тому моменту, когда это стало достоянием гласности, все звучало, как радиодрама Орсона Уэллса. Если судить по утренним новостям, переданным в субботу 3 июля, то граждане Бейсс Лейк собирались занять непробиваемую оборону и драться до последней капли крови против безнадежных психов, и судьба обороняющихся настолько печальна и ужасна, что описывать ее просто нет сил.

Но, похоже, ведущие радионовостей и сами не были уверены, куда же направляются «отверженные». Они тщательно подгоняли свою информацию под полицейские отчеты, в которых также утверждалось, — согласно утренним газетам, — что, судя по всему, Ангелы Ада собираются потрясти мир своим беспределом практически на всем пространстве между Тихуаной и границей штата Орегон. The Los Angeles Times высказала предположение, что неподалеку от пляжа в Малибу может разыграться современная версия «Дикаря», но на этот раз прольется настоящая кровь, и никакого Марлона Брандо не будет. The San Francisco Examiner авторитетно сообщал о задумке Ангелов напасть на ежегодное «бобовое» собрание‑пиршество Клуба Львов в предместье округа Мэрин, к северу от Золотых Ворот. А Chronicle разоблачил ледянящий душу план Ангелов Ада «взорвать к чертям собачьим» благотворительную лотерею в пользу собак‑поводырей для слепых, которая также должна была пройти в округе Мэрин.