ДЕНДИЗМ И ЭСТЕТИЗМ
В начале 19-го столетия зарождается новый культурный феномен
как некая форма сопротивления аристократии наступающим вкусам буржуазии.
Стремлению буржуа считаться с общепринятыми моральными нормами и
художественными вкусами денди противопоставляют культ своеобразной личности,
враждебной «тривиальности», и манерной пошлости. Вульгарной моде и грубоватому
укладу была противопоставлена изысканность внешности, манер и обстановки; его
респектабельности и строго фарисейской нравственности — аморальность и
демонизм.
Само культурное явление заслуживает отдельного и тщательного
разбора вследствие того, что на ниве модного талмудизма уже успела порыться в
поисках «культурологических желудей» свинка от наукообразных гитик в интересах
модной индустрии и мучимых комплексами народных масс. Мы же остановимся на
ключевых моментах и в обязательном порядке акцентируем внимание читателя сего
опуса на том, что само культурное явление следует отделить от моды на дендизм
истинный и все его ложные проявления. И вот почему.
Явление зародилось не спонтанно, а в силу перечисленных выше
необходимостей, и у истоков этого движения стояли не франты, а вполне серьезные
личности, которых действительно волновал нарождающийся кризис буржуазного
общества и опасность распада культуры общества вследствие снижения самой формы
культуры. После Французской революции дворянство перестало быть слоем,
формирующим культуру общества. За счет развития современной философии задающая
тон буржуазия утрачивает свой религиозный и нравственный фундамент. Само время
требовало призывов к гуманной нравственности и нравственной гуманности,
придавая себе форму эстетической светскости, утонченного облагороженного вкуса.
Время предполагало создание идеала достойной человека формы. У древних греков
это называлось Paideia, у римлян - Humanitas. Такие формы появились на Западе в
процессе распространения христианства и впервые должным образом осуществились в
рыцарском обществе около 1200 года. Поэтому дендизм не возник как исключительно
модное явление. Он таковым стал скорее как аномалия модной среды.
И главным проводником этих идей стал Джон Браммель,
собственной позицией и личным примером доказав превосходство собственных
позиций и инфицировав дендизмом английское общество.
Естественно, не стоит излишне демонизировать фигуру
Бреммеля. Его естественные для ситуации позиции и здравые идеи разделяли многие
прерафаэлиты и по мере возможностей прилагали усилия для окультуривания масс.
Джон Рескин, писатель и критик пуританского происхождения (1819-1899), в одном из
своих главных детищ, журнале «Fors Clavigera» (1871-1884), апеллировал в
основном к английским рабочим и давал рекомендации по эстетической огранке
естественной жизни и ее облагораживанию. Художники и поэты, такие как Данте
Габриел Россетти (1828-1882) и Уильям Моррис (1834-1896), не только создавали
идеалистическое искусство, но и формировали и блюли художественный вкус своего
времени. Так, например, Моррис писал об «Искусстве народа» и о «Красоте жизни».
Все усилия были направлены на преодоление бытийного пессимизма.
Но Джордж Браммель был исключительной фигурой, идеально
подходившей для воцерковления как спасителя именно высшего сословия. Именно он,
будучи теоретиком и практиком дендизма, ввел в моду «приватное мытье» и обязал
модников носить белоснежную рубашку, которую следовало менять несколько раз в
день. Сам Джордж Браммель, по слухам, принимал ванну ежедневно, что многих
шокировало. И именно он, будучи буржуазного происхождения, построил всю свою
жизнь как борьбу с чуханизмом и вульгарщиной. И сформулировал свой собственный
кодекс поведения, который в будущем трансформировался в моду дендистов. Три
знаменитых правила:
1) ничему не удивляться;
2) сохраняя бесстрастие, поражать неожиданностью;
3) удаляться, как только достигнуто впечатление.
В этих правилах сформулирован принцип минимализма. Он
универсален, распространяется не только на манеру поведения, но и на искусство
одеваться, на стиль речи. Интерес к дендизму - знак переломных эпох, когда
возникает особое напряжение, связанное с поиском себя.
Дендизм можно назвать «виртуальным аристократизмом»,
искусством проявлять свой вкус в продуманных мелочах и жестах, не выделяясь в
толпе. Так возникает золотая середина между авангардным радикализмом и
респектабельным консерватизмом. Второй принцип Браммеля — продуманная
небрежность и естественность костюма. Можно потратить уйму времени на туалет,
но далее необходимо держаться так, как будто в костюме все сложилось само
собой, в порядке случайной импровизации. «Педантическая тщательность»
вульгарна, потому что не скрывает предварительного напряжения и, следовательно,
выдает новичка, который потея постигает науку прилично одеваться. Вот почему
умение завязать элегантно-небрежный узел на шейном платке стало высоко
котироваться именно в эту эпоху. Так создается «империя денди» во главе с ее
некоронованным владыкой, англичанином Джорджем Бреммелем. Как и всякий
император, лорд Бреммель тоже издавал законы – к примеру, вдруг начинал носить
накрахмаленные галстуки или перчатки до локтей, и никто не смел ослушаться -
все носили.
ЭСТЕТИЗМ
Денди развлекает людей, избавляя их от скуки, отучает от
вульгарности, а за эти функции обществу вменяется содержать денди, как
политическая партия содержит своего оратора. И вскорости вслед за издевающейся
над буржуазией аристократствующей молодежью британских улиц модное проявление
получает признание на континенте и переходит в фазу нездорового
интеллектуального и литературного дендизма. Дендизм, перекочевав на континент,
становится позицией уже и многочисленных французских художников, и поэтов,
которые пытаются теоретически «зафиксировать» саму сущность дендизма. Забывая о
том, что современность и постоянная работа над вкусом далеко не мертвая
позиция, а работа над примирением между эпатажем и пуританством в обществе.
Денди постоянно присутствует в литературе XIX века как узнаваемый персонаж, а в
20-е годы в английской литературе с легкой руки издателя Генри Коулберна
начинает процветать жанр «модного» романа (fashionable novel). Эпитет «модный»
в данном случае имел двойной смысл: главный герой, как правило, увлекался модой
и представлял собой тип светского денди.
Но, популяризация и превращение в моду в руках художников и
писателей приводит к тому, что ориентация денди-художника на искусственность
начинает признаваться его основным достоинством и принимает форму протеста.
Выдавая созданные им миры за «реальную действительность», искусство создает
новый порядок, противостоящий хаосу мира. Так же как и индустрия моды,
культивирующая современные героические образы.
Дендизм воспринимается уже не только как манера жить, мода
получает практическое обоснование как некая политическая платформа для
изменения положения в обществе. Сами же представители «истинного» дендизма, в
отличие от героев французской моды, справедливо возражали против вульгарного
понимания этого термина как щегольства, модничанья. Бреммель представляет не
только моду, но и форму культуры. Он не герой моды, а
культурно-аристократическая личность, которая в области моды в несовершенном обществе
себя блюдет и утверждает. Но дендизм, до поры являвшийся знаком победительной
мужественности, постепенно превращается в модное увлечение и средство.
На континенте оплотом материальной формы общества и модной
среды становятся театр и джентльменские клубы для зажиточной среды,
культивировавшие актрис и светских дам как героинь моды. Так же как и уличные
фланеры по кабаре и кафе для простолюдинов, в которых резвились художники и
поэты, возвеличивая проституток и танцовщиц как объекты для общественного поклонения.
Все эти шутовские выходки Лотрека и эпатажные издевательства над буржуазией и
аристократией Фелисьена Ропса создавали иллюзию крушения социальных рамок и
приличий, и аристократы сами начинают посещать откровенно трущобные места,
упиваясь своей двойственной игрой.
Положение только лишь усугубляется недобрым гением дендизма
Оскаром Уайльдом, который попирает основной закон дендизма – умение нарушать
правила в пределах правил, быть эксцентричным и радостно непредсказуемым,
оставаясь в рамках хорошего тона и безупречной светскости. По словам самого
писателя, который смаковал свою двойственную жизнь: «Устав бродить по вершинам,
я добровольно опустился в бездну. Там я искал новых очарований. Я жаждал
болезни или безумия, а скорее всего - того и другого». Собственно, подобное
можно наблюдать во многих сферах человеческой жизни, когда на смену
индивидуализму приходит эгоизм. По той же «тропинке», по которой на смену
революционерам приходят романтики-террористы. Так на смену стоического
пуританства Байрона пришел нигилизм, а на смену эпатажу Браммеля пришла
аморальность Уайльда. Которая в итоге закончилась для писателя громким
скандалом, обвинениями в растлении и содомитстве, тюрьмой с последующим
изгнанием, а сам дендизм, точнее, его ложное модное проявление, был на долгое
время дискредитирован в глазах консервативного английского общества.
Без всякого сомнения, именно дендизм подразумевался под
англоманией со всеми атрибутами диктатуры элегантности в момент проникновения
на российскую почву. Многие исследователи вопроса находят «налет дендизма» в
жизни Чаадаева, Раевского, Пушкина и Лермонтова, термин «байроновщина»
становится нарицательным определением нарастающего нигилизма в студенческом
обществе. Русское купечество, тяготеющее к вульгарной моде, поддерживало
театральную среду на манер европейской, вокруг которой роились начитавшиеся
модной литературы прилично одетые юноши. Вне всякого сомнения, мода на дендизм
затронула артистические и литературные круги периода Дягилевских сессий, групп
«мирискусников» и «могучей кучки», представители которых часто выезжали в
Европу и именно в модные места, где царило веселье, мода и разврат.
Кто-то склонен считать Николая Гумилева первейшим денди
своей эпохи, но под всеми этими определениями вряд ли уже кроется нечто подобное,
как во времена Браммеля. Ко времени проникновения дендистской моды на
российскую почву дендизм мог скорее уложиться в более краткую формулировку
«эстет, сноб и гурман» из-за самого построения российского общества того
периода, его закрытости и восприятия эстетизма как непременного качества
просвещения, царившего в масонских и студенческих кругах. Культура собственного
вкуса по-прежнему останется уделом избранных.
Все это кажется нам важным для того, чтобы на таком
роскошном примере отделить понятие стиля и образа жизни и моды.
|