<!--
/* Style Definitions */
p.MsoNormal, li.MsoNormal, div.MsoNormal
{mso-style-parent:"";
margin:0cm;
margin-bottom:.0001pt;
mso-pagination:none;
mso-layout-grid-align:none;
text-autospace:none;
font-size:10.0pt;
font-family:"Times New Roman";
mso-fareast-font-family:"Times New Roman";}
@page Section1
{size:595.45pt 841.7pt;
margin:72.0pt 58.85pt 36.0pt 63.35pt;
mso-header-margin:36.0pt;
mso-footer-margin:36.0pt;
mso-columns:2 not-even 228.4pt 13.5pt 231.3pt;
mso-paper-source:0;}
div.Section1
{page:Section1;}
@page Section2
{size:612.0pt 792.0pt;
margin:2.0cm 42.5pt 2.0cm 3.0cm;
mso-header-margin:36.0pt;
mso-footer-margin:36.0pt;
mso-paper-source:0;}
div.Section2
{page:Section2;}
-->
За несколько дней до творческого вечера западногерманского
журнала мод «Бурда» в Колонном зале Дома союзов неподалеку от этого дома и
этого зала состоялся вечер, также посвященный... в общем, назывался он
приблизительно «Музыка и мода». Я опущу рассказ о прошедших там выступлениях
наших рок-кумиров, потому как ни песни «Средне-Русской возвышенности», ни
капризы «Звуков My» не имеют к моей теме никакого отношения (ну, разве что
самое отдаленное), и слово «мода», вынесенное в название вечера, употреблено
было в прямом смысле, хотя, конечно, вечер, посвященный музыке и моде в
переносном смысле, т. е. моде на музыку, тожэ бы отнюдь не помешал, да вот
хоть бы в том же составе... Ну да ладно.
Итак, мы 19 февраля, вечером, в Доме моделей на Кузнецком
мосту. Откатав свою программу, удалились штатные манекенщицы, и сменили их
внештатные, возглавляемые внештатным же модельером: на помост со своей
коллекцией вышла студентка 4-го курса Московского архитектурного Катя
Микульская. Прежде чем ознакомить вас с интервью, которое я взяла у
новоявленной конкурентки Коко Шанэль, на минуту выйдем из зала, прикроем дверь,
дабы восторженные вопли публики не мешали нам быстрее услышать и лучше понять
друг друга. Я вывожу вас из этой праздничной атмосферы не по подлости натуры, а для
небольшого душевного разговора,
имеющего целью облегчить понимание и приятие той так называемой
«авангардной» моды, которую предлагает Катя. Тем более что речь пойдет не
столько об авангардной моде, сколько об авангардном к ней (моде) отношении.
Ну что, поговорим?
...Есть такая ста-а-а-арая-старая, ру-у-у-усская-рус-ская
поговорка: «Голь на выдумки хитра». Сузим ее расейскую всеохватность до данного
контекста. При мер: нашим мамам и папам известно, вспоминаемо— что можно было
сделать из старых теннисных тапочек, натерев их зубным порошком? Правильно — новые
теннисные тапочки! Мудрость поколения передалась и нам: из старых белых кед мы
умеем сотворить новые белые кеды. Так вот. Они открыли это новое качество
зубного порошка, но и мы не стоим на месте: например, для того чтобы приобрести
трикотажную майку с длинными рукавами, большую, уютную (в журнале «Силуэт»
это называется «элегантная мешковатость»), вовсе не обязательно бежать к фар-це
и отстегивать четвертной, а иной раз и полтинник. Представьте себе — не
обязательно. Можно всего лишь дойти до ближайшего универмага и купить комплект однотонного
мужского теплого белья (задешево), майку — гениальную, мечта! — покрасить в
желаемый цвет, а подштанники подарить дедушке. Не знали? Дарю. С джинсами такие
майки смотрятся суперфир-менно. Далее. Как-то одна моя знакомая заявилась на одну
многолюдную вечеринку в таких колготках в сеточку!., что у женской половины
собравшихся напрочь испортилось настроение. На страстные расспросы
«ОТКУДА???» она небрежно отвечала: «Папа из Парижа вернулся, неделю в
командировке был». Девушки сникали: фарцовщик — это свое, родное, а вот Париж...
Получив свою долю восторгов и зависти, дочь папы из Парижа раскололась: идешь в
детский мир, колготки детские прикупаешь и крючком-крючочком распускаешь это
дело: «И вот оно как!» — она торжествующе помахала в воздухе синей сетчатой
ногой.
...Назавтра у всех тогда присутствовавших девчонок —
вернулись папы из Парижа...
Я сознательно не буду раскрывать способы изготовления самых
что ни на есть «уматных прикидов» наших рок-мальчиков. Зачем? Покопайтесь на
антресолях, ненавязчиво спросите у мамы, где, собственно, тот папин пиджачок,
в котором он на фото 50-го года?.. Осчастливьте бабушку экскурсией по ее
сундучным загашникам, в конце концов забегите на Тишинку за остроносыми
ботами — «попсовый» вид обеспечен. Что называется, «дешево и сердито»: модный,
веселый, уютный, юморной наряд поднимет настроение не только вам, но и
закованным по долгу службы в униформу (стрелка на брюках, кожаный пиджак и галстук
под кадык)... ну, скажем, парням из оперотряда.
Такого рода примеров хитрости мильён — не миль-ён, но
порядком. Нет-нет да и встретишь на улице «врубного» человека: худо дело с
сандалией? Сделай сам! У домашних тапок подошва — то, что надо. Следовательно?
Ага! Отпорол, ремешки-веревки по принципу вьетнамок присобачил — и пожалуйста:
предмет острой зависти страдающих по жаре в дерматине «не-врубных» — готов! А
веревки можно и до колена, и до бедра, и до горла — как ты хочешь и как мама
разрешит! Куртки и пальто из пледов, юбки и рубахи из бабкиных подзоров,
вечерние наряды из кружевных оконных занавесок! Ежели в магазине «Богатырь»
приобресть байковый халат в немыслимую клетку размерчика эдак 56-го и выше, а
потом чикнуть ножницами не доходя до колена — получится уматной пиджак со
всеми делами: и плечо-то опущено, и воротник-то шалькой, и карманы накладные ого-го!
А гетры?! Проблема из проблем для безруких невязальщиц, но — вязать-то оно,
конечно, не каждый умеет, а отрезать? — пустячок! Вот и нет проблемы:
отмерьте (семь раз), и отрежьте (разом) рукава у
старого свитера! И вперед — красота, аэробика! Хотя это
авангардизм на каждый день. А на праздничный? Давайте вернемся в зал, к
модельеру Екатерине Микульской.
Ну вот, теперь вы приблизительно поняли, о каком авангарде в
моде пойдет речь? Да-да, не о голых спинах модельера Бетси Джонсон из
Лос-Анджелеса, не о нарисованных прямо на голом теле костюмах западногерманской
художницы Верушки, не о платьях-цилиндрах всемирно известного Валентино. Нет.
Речь пойдет о сознательно авангардном отношении к модели.
Тем более,—
уточняет Катя,— что, например, наш фарцовщик, упакованный в фирменное-перефир менное, все равно
никакой не «фирмач»,
как ни пыжься, а наш обычный советский «утюг».
И не более.
«Французы наряжаются, а русские рядятся»...
Да, это у Державина. А я вот прихожу в институт, а мне говорят: «Катька, во что это
ты вырядилась? На тебя смотреть
смешно!» Раз — «смешно», два — «смешно». И я все-таки отвечаю:
«Тебе смешно? Везет! А мне на тебя смотреть грустно!» У нас же все
умные, все считают, что уж в
чем-чем, а в моде-то они секут. В физике — нет, в биологии — нет, в электробытовых приборах — извините, но уж в моде!..— Она усмехается.— Я пропагандирую демократичную моду. Демократичную, веселую,
дешевую. Фантазию пропагандирую. И,
естественно, не для всех. Смешно, да? Демократия
не для всех.
Но это так: для тех, кто эту демократичность, эту фантазию потянет. Надо сказать,
тянут немногие. У нас ведь как? Хвалят выставку — дерьмо, ругают — надо бежать. Дорогое платье — это да,
дешевое — второй сорт. А разобраться: платят — за игру,
за лейбл, за имя модельера. Оплачивают собственный снобизм...
Ну да,— усердно поддакиваю
я,— приятно, конечно, усаживаясь в белый
«роллс-ройс», поправить белый бархат платья,
расшитого белым атласом,
и Марлону Брандо, который
за рулем, небрежно
уронить: «От Зайцева...» Приятно же?
Не знаю,— честно отвечает она.— Я вот два года в
«туриках» хожу, ну, в туристских
ботинках. И сломалась: дай, думаю, клевые куплю. Мама счастлива: «Катенька, что угодно, за любые
деньги, при личную обувь». Искала-искала, нашла фарцовщика, ботинки — улет, и
цена — улет, 250, но мама готова. А я посмотрела на них пронзительно, и
представляю: вот иду я в своих новеньких за 250, на левой ноге — зарплата и на
правой ноге — зарплата... Представляешь? А еще дешевую моду пропагандирую...
Я посмотрела на свои, из магазина, за 120: сижу я, значит, в
своих за 120, на одной ноге — пенсия и на другой — пенсия... И спрятала их, две
пенсии, под стул.
— Нет, вообще-то все понятно. В принципе серьезно модой
начинают заниматься (тьфу-тьфу!) только сейчас. И это понятно — почему только
сейчас. Но мозги-то у всех уже набекрень: кто может позволить себе
экстравагантный, яркий костюм безбоязненно? Актриса. Актер у нас — святыня.
Выйди звезда в перьях — любовно покрутят у виска, мол, звезда ведь, чего с нее,
ей можно... Вот наглядный пример: я помню, как мне однажды сказали: «Ишь,
Пугачева нашлась, вырядилась!» И потом. Я, конечно же, понимаю, что пройти в
моем костюме по улице без привычки тяжело. Знаешь принцип порванной колготки? Идешь
по улице, а к тебе со всех сторон доброжелатели несутся: «Девушка, у вас
колготы поехали!» И каждый думает, что он такой добрый — один. На двадцать
пятом уже хочешь зайти в подъезд, снять их к чертовой матери и дальше идти, да
ведь опять понабегут: «Девушка,— орать будут,— вы колготы надеть забыли!»
Кошмар. Активность такая — ужас. Каждый долгом считает прокомментировать.
Мне-то уже наплевать, я привыкла, а вот... Хотя, конечно, мои модели не на
каждый день: для них нужно настроение. Оптимальный вариант на каждый день —
это все-таки джинсы и свитер. Но если у меня настроение праздничное, а с
красным днем в календаре не совпало — ну просто так праздничное, мой личный какой-нибудь
праздник,— тут берегись: и старушка поохает, и матрона обругает, и дядя с
«дипломатом» посмотрит осуждающе. Но почему я нэ комментирую их мохеровые
береты или несходящиеся на икрах сапоги, или там еще что-то? Почему? Потому что
они как все, а я как я?.. Я же не виновата, что их не научили терпимо,
снисходительно относиться к тому, чего они не понимают,— не могут или не хотят.
Я высказала злое предположение, что, может,— дело посложнее: культура
культурой, как и
ее
отсутствие, но тут, возможно, раздражает другое. Действительно,
что за дела? Мы что, козлы, что ли? Копим бабки на костюм, откладываем, себе
отказываем, стремимся, так сказать, а она — на тебе пожалуйста: откопала старый
морской китель, штучками увешала, по себе подогнала — и все?! Умнее всех, что
ли?
— Нет, не
умнее, просто, наверное,
идеалистка: предлагаю на равных. Тем более что ни
тканей каких-нибудь разэдаких не надо, ни выкроек немыслимых не надо, и сотни не вылетают, и вообще...
Потом, через неделю, я спрошу Катю, как показались ей
модели «Бурды».
— Ко мне
это не имеет
никакого отношения. Я предлагаю моду молодым. То, что предлагает этот журнал, я бы сказала, для женщин после 30-ти. Или для школьниц, которые
желают выглядеть «после 30-ти». А мои модели для тех, кого тридцать еще не пристукнули, причем со всех
сторон: к 30-ти — ста бильная зарплата и
уже нэжелание (и
невозможность), как они говорят, «выпендриваться», и костюм не праздник, не самовыражение, не фантазия, а показатель — чего ты добилась в этой жизни. И уже до 70-ти скучный строгий
костюм с какой-нибудь м иленькой деталькой. Да! — вдруг «опомнилась» она.— Я сама не
очень люблю шить,
на самом деле — идеал, мечта, утопия — я должна
придумывать, а шить
должен художник-исполнитель, но уметь это надо. Вот
в Москве есть
еще такая Лена Зелинская, модельер, она
разрабатывает модели в
том же ключе,
но, конечно, по-своему.
Вот она — просто героиня! Все шьэт сама, объэм можешь себе представить, если она сейчас делает коллекцию, которую — в прожектах — должны демонстрировать пятьдесят манекенщиц одновременно! Представляешь?!
Я не представляла другого: как?! У этих девчонок есть уже
выполненные коллекции?
Конечно,— как тупенькой, кивнула мне Катя.— Я знаю Ленкины модели, и еще есть Катя Филиппова... А скольких я не знаю...
Минуточку! — буквально возопила я.— Катя, объясни бестолковой: а почему же,
если вы все есть... Нет, не
так. Вот: я,
упаси бог, не
против поздравлений «Бурды» с 8 Марта и, уж
естественно, не против Кардена, пиджачок с... чьим плечом можно запросто примерить
в магазина «Мода»
на Пресне; и при известии о приходе на прибалтийскую землю мокасин фирмы «Саламандра» ощущаю в душе просто-таки грузинское гостеприимство... И гастроли моделей Ив Сен-Лорана тоже всячески приветствую!.. Но! — Я видела, что она
уже прекрасно поняла, о чем я воплю, вопрошая, но мне хотелось предельной ясности.— Но: почему? отчего?
зачем? Прежде, за день, за полчаса до их приезда, не провести некий уникальный смотр моделей наших модельеров?! Асов,профессионалов, талантливых дилетантов, творческой молодежи?
Волнение мое можно оправдать: вовсю взыграл местный
патриотизм. Причем не квасной, а самый что ни на есть натуральный. Тем более
что они не станут тут же требовать немыслимый полиграфический комбинат ни для
каталога этого гипотетического вечера, ни для, хм, своего собственного
периодического издания. И на Колонный зал Дома союзов тоже посягать не станут:
хоть и упрекают у нас молодежь в незнании истории, но уж что связано с этим
залом, нам известно...
Катя поморщилась:
— Я позволю
себе высказать одну, возможно, неприятную для кого-то
догадку: а может
быть, это просто легче: устроить вечер французского художника-модельера, отобрать приемлемое (ну, скажем, для зрелой дамы из жюри), а на что-нкбудь экзотическое, радужное, немыслимое (опять же на вкус этой самой дамы), вяло поаплодировав, заключить: нет, а это не для нас, все эти буржуазные примочки... Тут ведь дело такое —тонкое: понравилось — наше, не понравилось— ихнее. И даму
эту можно, конечно,
понять:дама уж лет 20—40 как немолода, она в
конце концов прожила жизнь,
в которой простенькое-препростенькое и скромненькое-прескромненькое было
в самый раз. И у нее масса достоинств — она застала те времена, когда
простецкий одеколон именовался — ах! — О-де-ко-лонъ, и забыть не может, как на
Днепрогэс хлынули голодные и веселые энтузиасты...
Да,— поняла я,— на всю жизнь память военного лихолетья и послевоенной разрухи. И к памяти ее испытываешь должное уважение, как же иначе?
Конечно, как же иначе? — кивнула Катя.
Но сегодня вовсю
уже плодится третье послевоенное поколение, выросшее
в иных исторических условиях, а также в других распашонках, ползунках, чепчиках и колясках. Удивительно ли, что вкусы его с дамиными расходятся? Невооруженным глазом видно, что
вопрос риторический. Но
вернемся к нашей даме, той, какова она сейчас, решающая, что нужно сегодняшним 20-летним, а
чего им ну
никак не нужно...
Да. Отношения у
нее с французским
модельером идеальны, т. к. светские. «Спасибо — спасибо, до новых встреч». А с нашими?! Хлопот не оберешься — вот что! Замучают, свое доказывать будут, нервы трепать, время грабить.
Уличать в некомпетентности (это ее-то! — которая столько всякого
помнит!) Еще чего учудят, лишь бы пробить свою дурацкую клоунскую моду! Н-е-е-т! Это ж себе дороже —
устраивать наш собственный модельерский смотр-карнавал. Нетушки. И всё.
Мы вспомнили слащавые комментарии конферансье на вечере
«Бурды» (из телевизора): «Эти костюмы можно сравнить только с блеском
драгоценных камней!»... И долго и грустно говорили потом... знаете, о чем? О
комплексе неполноценности. О том, что — надо думать — по мере роста
благосостояния нашего общества проблема эта не преуменьшится, а, напротив, весьма
обострится, только такая мелкашка, как джинсовые портки, канет в Лету (помните
все стра-сти-мордасти вокруг них?), а на повестку дня станут, взявшись за руки,
например, шубы: лисья и песцовая или там из норки... И девочка из медучилища,
не научившись фантазировать и носить (!), зная, что Ленка из ВГИКа — в рыси,
Юлька из Лита — в лайке, Светка с журфака — вся в «кардене», а любимый мальчик
— весь из Дома моды... Мы оплакали девочку.
— Знаешь, я
действительно не понимаю, почему бриллиантовая сережка лучше
моей небриллиантовой.— И Катя надела свою, любимую. «Любимая» вы глядела так: тонкий длинный витой блэстящий шнур,на хвостике шнура — три банта: маленький, побольше и большой, фиолетовые, атлас. Чудо заключалось в следующем: не будучи статичным, пришитым на груди или
под горло бантом,
«любимая», смещаясь от каждого движения головы, каждый
раз по-новому оттеняла весь остальной
костюм: черный пиджак, желтый жилет...
Вот это да.
Инна ШУЛЬЖЕНКО
|