Проверки на дорогах

...Свет вдребезги рассыпался по витринам магазина. «Рафик» встал у самой кромки тротуара.

— Фары убери...

Ночь рухнула на ветровое стекло. Рядом, подобный высокому, одичавшему колоссу, тускло горел фонарь.

— Ну вот, Бессарабка...

— Почему Бессарабка?

— А черт его знает... Бессарабский рынок рядом. Потому, наверное... Пошли?

По одному вылезаем из машины. Через дорогу — настежь распахнутая дверь ночного кафе (работает до двух ночи). Над дверью, как насмешка, вывеска: «Столовая».

Нас четверо. Идем через дорогу.

...А вчера я ездил вместе со спецгруппой ОКОД «брать» магазин. Далеко, почти за город. Рейд условно назывался «сахарный» (см. примечания). Когда вошли в небольшой продмаг, точнее в его закулисье, мои спутники быстро рассредоточились: один с бланками актов — в кабинет директора, другой с мощным фонарем в руках — в подвал, двое остановились в коридоре, наблюдая за встревоженными грузчиками и продавцами.

Я, оставшись в торговом зале, видел, как в мясном отделе на глазах задумавшегося покупателя стали вырастать «баррикады» колбасных батонов, извлекаемых откуда-то снизу. Покупатель оторопело смотрел на дородную продавщицу, которая, «ныряя» и «выныривая», выкидывала колбасы на прилавок. Видел я, как вдруг начали торговать «Мишкой» в кондитерском отделе и толпа расторопных покупателей гулко кинулась к отделу, выстроившись в зигзагообразную очередь...

В подвалах между тем «шла ревизия»: из-за груды ящиков, из грузовых лифтов извлекались припрятанные коробки с подарочным зефиром, говяжьи ноги, рулоны туалетной бумаги. То есть так называемый дефицит. «Лишний» сахар так и не нашли — тут все оказалось чисто. (Сахар привезли в магазин расфасованным — не отсыпать.)

Это было вчера.

А сейчас мы пересекали улицу, направляясь к дверям угрюмой ночной забегаловки.

...За мокрой стойкой лениво «плавает» бармен с круглым лицом и быстрыми, но безразличными глазами. В плохо освещенном зале — человек тридцать. Ближний угол занят парочкой: на полу сидит молоденький парень с подружкой, оба в полном «отрубе»; то ли спят, то ли смотрят «полеты наяву».

Воцарилась мгновенная тишина. Все глаза на нас. Мы, потолкавшись, неуверенно остановились у стойки. И сразу перед нами возникла группа из четырех-пяти человек. Еще несколько становятся у выхода из «столовой».

— Убери-ка аппарат, — это фотографу. Он, нервно оглянувшись, снимает с груди новенький «Никон» (две тысячи не шутка!) и нарочито медленно (все же надо выдерживать имидж!) кладет его в кофр.

— Ребятки, ну-ка живенько отсюда, — это тоже негромко, но уже всем нам.

— А в чем дело?

— А ни в чем... Все, кто посапывая стоит перед нами, немолодые и пьяные. Абсолютно спокойные. Судя по манерам и жаргону, бывшие уголовники. Наши спутники из оперотряда начинают сосредоточенно и задумчиво изучать интерьер. Невысокий завсегдатай Бессарабки насмешливо, но цепко нас рассматривает.

— Ну-у?!

— И что дальше?

— А дальше... я отойду, и вас здесь по стенкам размажут. Непонятно?

Понятно. В общем, почти все. То, что сразу было непонятно, нам потом дообъяснили. И главное — он не врал, этот невысокий, стоя на чуть расставленных коротких, крепких ножках и засунув руки в карманы темного кожаного плаща. Не врал, потому что толпа малолеток, сидевших за его спиной в зале и мутно поводивших глазами, по малейшему сигналу сорвалась бы с мест и равнодушно, но старательно постукала бы нас об стены. Вместе с двумя мальчиками из городского оперотряда. Вместе с редакционной фотоаппаратурой. Вместе с нашим желанием прочувствовать жизнь единственного в Киеве ночного безалкогольного заведения и взглянуть на его завсегдатаев. Он, этот дядя, говорил чистую правду. Свою. Проверенную. Он, диктовавший здесь свои, столь же строгие, как и его плащ, законы. Плевавший на все и всех.

— Наши фотографии в городском УВД посмотрите, а тут нас фотографировать не надо, — угрюмо наказал сорокалетний, властно пошевелив кожаными плечами под одобрительный шумок расположившихся за его спиной подростков.

И было в те минуты неуютно. От собственной беспомощности, от того, что этот вот чувствует себя здесь хозяином, от того, что он легко и без потерь самоутвердился в очередной раз. От того, что здесь, в этом заведении, это норма. От того, что «проблема неразрешима». (Если ее не начать разрешать.)

Потом уже, оценивая ситуацию, один из наших сопровождающих громко рассуждал:

— Тут можно только резко и категорично: силой их оттуда вышвыривать. В городе молодняк по подземным переходам толчется, по Крещатику тусуются... Деться им некуда, негде посидеть. В этот бар их просто не пустят. Дадут по голове и вышвырнут. Там эти диктуют законы. И радуются, что есть место, где они могут спокойно делать дела и тихо пить. Милиция? Да что говорить! Они сюда и не сунутся!..

Но другой, более, по-видимому, рассудительный, возражал:

— А может быть, лучше, что они в одном месте собираются? Пусть уж лучше так, чем по городу будут ходить и искать приключений...

— А ты понимаешь, что молодой дурак воспитается этим кожаным дядей на раз?! Что дядя пошлет молодого грабануть, например, киоск, и он пойдет и грабанет. После двух стаканов. А комсомол...

— При чем здесь комсомол?..

А в общем-то действительно при чем?

Почти что послесловие

Ну уж действительно это стало просто модным, наравне с карденовскими новациями в одежде: чуть пошла ругань насчет нашей жизни, сразу приплетают комсомол. Иногда в этом хаосе слов даже трудно бывает припомнить, в чем он НЕ виноват. Едва заходит речь о молодежи, комсомол виноват сразу и во всем. А в чем конкретно? А неважно. А какой комсомол, конкретно? А весь. Это напоминает пространные рассуждения про «нашу молодежь», когда какие-нибудь страшно умные авторы или чиновники распространяются (обобщая!) по поводу очередной тусовки «металлистов» или юнцов с рыже-зелено-фиолетовыми гребнями на макушках. Словом, виноват комсомол, и все тут. (Удивительна и страшна наша способность сваливать вину за все на нечто очень конкретное, вырванное из контекста жизни, истории, первопричин, количества, которое определяет качество. Свойство это было, кстати, подмечено великим Гоголем, который выразил его, правда, на другом примере. Помните? Насчет... стоит поставить какой-нибудь памятник или просто забор, как сразу к нему всякой дряни нанесут... Есть тут определенная историческая закономерность — между потребностью обобщать и желанием наложить мусор на вдруг обозначенное место.)

Подчас создается ощущение, что комсомол виноват и в священном акте рождения (недоглядели!), и в священном акте погребения (опять недоглядели!). Но мне кажется (подчеркиваю, кажется!), что если самих комсомольских работников (и чем выше, тем вернее) спросить, кто же виноват в грехах «нашей юности вечной», они такое ответят (если, конечно, захотят), что останется задирать голову и грозить небу кулаком, суча, (см. примечания) по земле ногами.

Так кто же виноват? И в чем?

Я изначально и категорически отказываюсь от идеи, будто комсомол виноват во всех тяжких нашей молодежи. Что-де она — молодежь — такая, а не другая. Хотя никто не может толком сказать, если, конечно, не брать в расчет вековечные эпитеты типа «высокоморальная», «высокоустойчивая», «высокоидейная» и т. д., какая она, молодежь, должна быть. Тут, между прочим, позволю себе «крамольный» вывод — какая есть, такая и должна быть. Покрикивать на молодежь начали одновременно с появлением робких рисунков на сырых пещерных сводах — и это нормально и даже хорошо: ругань всегда бодрит. Несмотря на удвоенный расход нервных клеток.

Я изначально отказываюсь и от посыла, что комсомол повально виноват в бездуховности, в отсутствии веры и идеалов у нашей молодежи. Это выгодный кому-то абсурд. Эти обвинения подобны претензиям официанту по поводу того, что у вас левый висок подстрижен выше правого. Например — и очень краткий «например», — НЕ комсомол приказал запрещать рок-музыку, НЕ комсомол приказал «класть на полки» фильмы, НЕ комсомол приказал заменить демократию выборов «демократией заборов», НЕ комсомол приказал консервировать возраст в управленческом аппарате. Так что не будем. Не будем уподобляться толпе чиновников из спектакля Марка Захарова «Ревизор» (см. примечания), в котором через все действие в прямом смысле слова протаскивают избиваемого трактирного слугу-мальчишку. Его, бедолагу, топчут ногами и лупят почем зря отцы города. И в минуту радости. И в минуту волнения. И в минуту страха. И в минуту горя. И просто на всякий случай. С Городничим во главе. А чтоб разрядиться. Нервные системы разгрузить.

В отношении комсомола уже «разгрузились» предостаточно. Давайте уже говорить спокойно, без ломки стульев. Давайте говорить конструктивно (время не ждет!), как за столом переговоров на высшем уровне. А главное — давайте предлагать. Конкретно. Анализируя. Даже ошибаясь (ведь и тупиковая ветвь дает возможность понять, как развиваться дальше), но — предлагать.

Для того, чтобы проверить кое-какие уже отложившиеся ранее идеи, убедиться в правильности (или неправильности) не сейчас родившихся предложений и зарядиться для новых размышлений, я и отправился в Киев (названный в ЦК ВЛКСМ одним из немногих, бурно живущих центров комсомольских инициатив и конкретных дел). Чтобы пройтись с комсомольскими работниками по городу и четче наметить контуры простой и в общем-то необходимой, как кислород, проблемы: как сообща сделать так, чтобы наша страна стала лучшей страной в мире?

А чего ради замахиваться на меньшее?

Портрет — «за»

Попытаемся определить, каким представляют себе молодые люди комсомольского работника со знаком «плюс». Который казался бы им жизненным, современным. В которого бы они поверили, за которым пошли, который не казался бы им чужим.

Встретившись со студентами нескольких киевских вузов и учащимися технических училищ, а затем «выпаривая» из этих разговоров «воду», я получил этакий портретный контур молодого современного «героя», этакий собирательный образ человека, который (по словам опрошенных) являлся наиболее типичным представителем родившихся в начале 60-х и с которым (опять же по словам опрошенных) они рискнули бы «пойти в разведку».

«Контур», на мой взгляд, сложился интересный, «непричесанный» и довольно-таки жизненный, хотя (возможно, я ошибаюсь?) несколько противоречивый и совсем (а уж это точно!) не героический в том шаблонном толковании этого понятия, которым веяло еще недавно с трибун, газетных полос, киноэкранов и страниц большинства литературных произведений, посвященных жизни молодых. Итак...

...Ему лет двадцать пять. В этом возрасте у него уже не осталось иллюзий относительно собственной исключительности, уже не думает, что он гений, которого вот-вот признают. Он начинает пристальнее всматриваться в себя, и внутренний, радостный оптимизм все чаще уступает место трезвой оценке собственных возможностей, которым хочется найти четкое, целесообразное применение.

Замкнут. Вызвать его на откровенность, а тем более исповедь, почти невозможно. Если он и исповедуется, то перед зеркалом, самому себе (ведь зеркало не предаст). И все же иногда ему хочется верить, потому что... хочется верить.

Он хорошо усвоил, что сострадание к ближнему сильно обесценилось и люди слабые вызывают жалость, раздражение, но никак не сострадание. Слабый человек не может быть полезен (выгоден), так как вряд ли добьется каких-либо жизненных высот.

В коллективе он не стремится лидировать, подметив, что лидерство, возникающее естественным образом, вызывает раздражение многих. Находясь в массе, на уровне некоторой усредненности, больше шансов стать лидером, потому что лидеров предпочитают назначать по своему подобию, дабы не возникало качественного, заметного несоответствия между подчиненным и руководителем. К тому же, лидируя, пришлось бы каждый день бороться с косностью, консерватизмом, инерцией окружающего большинства, а для этого нужны колоссальные силы и стимулы.

Он рационален. И в то же время сохраняет способность удивиться нечаянно упавшему под ноги листку, тлеющему от прикосновения осени... Но по натуре, привязанностям он урбанист: Город воспитал его, подчинил, окружил и заставляет жить по своим законам. Тем не менее всегда наступают минуты, когда против Города ему хочется восстать. «Тишины хочу, тишины! Нервы, что ли, обожжены?..» (Андрей Вознесенский).

Владимир Высоцкий — любимая личность. Любит думать, что в его душе звучит хриплый, гибельный голос упрямого барда. При этой сильной привязанности к Высоцкому могут появляться быстросменяемые увлечения: Борис Гребенщиков, Константин Кинчев, Вячеслав Бутусов (см. примечания)...

Любит слово «нормально», потому что оно круглое, как буква «О», неуловимо скользкое, но и крепкое, не позволяющее лезть в душу...

— Как живешь?

— Нормально.

— Как дела?

— Нормально.

— Как себя чувствуешь?

— Нормально.

У него все нормально.

Пойдет ли он пешком на Луну? Пойдет, если ему убедительно объяснят, зачем это нужно сделать. Работать любит. Сильно страдает, когда работать мешают. Считает, что работа — единственный стимул жизни. Расслабляться не умеет. Не умеет переключаться на отдых.

Ироничен. Это защита.

Он любит больше слушать, чем говорить. Это поколение вообще склонно анализировать: события, людей, фразы. Он любит наблюдать и делать вид, что принимает многое из того, что на самом деле его раздражает.

Скрытен. Его доверие и признание можно завоевать лишь поступками, словам он не верит. Атакующие информационные потоки заставляют его беречь и всячески культивировать в себе чувство свободы, независимости от окружающих. Это болезненное, старательно охраняемое желание — своего рода защитная реакция — приводит к тому, что он пытается выглядеть равнодушным человеком. Впрочем, это внешнее «я» часто не соответствует «я» внутреннему — ранимому, подвижному, страстному.

И еще он умеет ждать. Своего часа. Своей удачи.

Что касается женщин и привязанностей, то здесь он крайне осторожен-. Возможно, из-за боязни лишиться той самой защищающей независимости? А может быть, сентиментальность, доверительность просто не соответствуют тому образу, внешнему «я», с которым он вынужден жить? Однако он четко усвоил, что и случайная встреча бывает счастливой... Но и тут противоречие: гоняясь за мечтой, он наконец достигает ее, а достижение мечты не только победа, но и конец погони за ней. И ему снова становится скучно.

Ему часто становится скучно (см. примечания).

Я не случайно даю столь пространную версию молодого «героя», созвучную, по словам молодых же людей, реальной жизненной правде, некрикливо вписывающуюся в нынешнее время, и... в ту проблему, о которой идет речь на примере работы горкома.

Дело в том, что, изучая ситуацию, собирая факты, общаясь с лидерами киевских (и не только) комсомольцев, я с удивлением обнаружил, что среди них очень немногие имеют конкретные представления о типе нынешнего члена союза. Слишком часто «белым пятном» оказывалось то, что находится в духовной, идеологической, психологической сферах молодого сознания. В головах некоторых комсомольских работников устойчиво живут представления о каком-то упрощенном — парниковом или же страшно агрессивном — характере. А у значительной части комсомольских вожаков представления о душевном мире нашего юного современника столь далеки от действительности и столь «всемирны», что просто диву даешься — и где они таких «подсмотрели».

Как ни парадоксально открывать эту «Америку», но многие комсомольские лидеры плохо знают жизнь со всеми ее наворотами, нюансами и колдобинами, продвигаясь по жизни какой-то уж очень «своей» колеей.

(Был, кстати, интересный случай, вошедший в историю благодаря... ежедневным отчетам милиции о происшествиях дня, хотя никакой уголовщины и даже нарушения общественного порядка не было. Просто одному освобожденному «в связи с уходом на пенсию» высокопоставленному чиновнику была дарована возможность раз (или сколько-то там — неважно) в месяц пользоваться государственной «Волгой». И вот почтенный пенсионер вызвал машину и отправился до боли знакомым маршрутом за... заказом, который выдавали в до боли знакомом переулке. Но... ошибся почтенный человек (память уже не та, внуки огорчают, недавние волнения и пр., и пр.), не давали в тот день заказы. А день хороший, летний, радостный. И дома в том самом до боли знакомом переулке вдруг открылись каким-то изяществом, и — боже ж мой! — людей-то, оказывается, как много народилось: снуют, как голуби... Словом, что-то произошло в душе чиновника, надлом какой-то случился, взял он и отпустил положенную «Волгу», решив пройтись пешком к самому «сердцу» родного города — благо «сердце» неподалеку находилось. И пошел. И заблудился. (Шоферы видят «свой» город. Пешеходы — «свой».) А машины нет. А вокруг люди снуют, как голуби, — («Ишь, народились. Проходу нет. А лица!!!»). И... (память уже не та, нервы, внуки, недавние волнения, домашняя собака почему-то вспомнилась и пр., и пр.) не по себе ему стало. Куда идти? Страшно стало. Где «сердце» родного города бьется? Где?! Вынесло его на людную улицу, и увидел он там вдруг близкое, знакомое, понятное — постового гаишника в летней, заметной форме. Бегом к нему. В руках — удостоверение с фамилией, известной всему городу. А гаишник молодой — прочел фамилию и на всякий случай перепугался. Что, говорит, надо, товарищ... Домой! Домой! — отвечает товарищ... Заблудился! Машину отпустил! Совсем обезумел гаишник. По рации вызвал дежурную патрульную сине-желтую машину с антеннами. Чиновника благополучно отправили домой. А в отчеты о происшествиях за день вошли строки про то, что заблудился товарищ... возле самого «сердца» города, что пришлось вызвать дежурную машину и отправить товарища... домой. Вот так. А вывод достаточно простой и демократичный: чтобы лучше узнать город, в нем нужно заблудиться...)

Между прочим, именно в Киеве об одном из тамошних секретарей было сказано: «Да он и по улице-то пешком ходил разве что в детстве. И в очередях он никогда не стоял, а о молодежи судит по своей собственной молодости, которая осталась где-то в 70-х...»

Быть может, именно благодаря таким «знаниям» молодежной среды и ее проблем, основывающимся лишь на фильме Подниекса «Легко ли быть молодым?» (который застал «врасплох», на мой взгляд, лишь результат явления, но не корни его) или свежей молодежной киноверсии «Маленькая Вера», быть может, именно благодаря таким «знаниям» и оказались в растерянности некоторые комсомольские работники?

Создание при райкомах, горкомах групп по изучению тех же «неформалов» — это несерьезно. Нельзя одним (или несколькими телами) закрыть все амбразуры сразу. Товар, как известно, наилучшим образом доходит до покупателя, когда скрупулезно изучается спрос. Это факт. Это объективная реальность, которую мы ох как ощутили!

Надо думать, в общем. И действовать. Повесив перед глазами замечательные строки Владимира Высоцкого:

Но стрелки я топлю.
На этих скоростях
Песчинка обретает силу пули!
И я сжимаю руль до судорог в кистях —
Успеть, пока болты не затянули!

Только не надо воспринимать эти размышления «приговором» Киевскому горкому и его работе. Там-то как раз многие ребята вместе со вторым секретарем горкома комсомола Александром Пилипенко, которого я «отслеживал» не один день, не просто всерьез озабочены обозначенными проблемами, но пытаются решать их «открыто и в упор», как предлагал решать проблемы (и решал!) неугомонный скиталец и наблюдательный писатель Олег Куваев. Там-то как раз, например, первый секретарь Подольского райкома комсомола Валя Мищенко не ждет, когда сверху спустят очередную директиву об «изучении неформалов», а сама приглашает одного из лидеров этих «неформалов» (по кличке Утюг) на работу в райком комсомола и, таким образом, во многом решает сложности с небезызвестными «фанатами»... А пока утверждаю: и Александр Пилипенко, и Валентина Мищенко во многом «попадают» в тот самый словесный портрет молодого «героя», который приведен выше и предложен самими молодыми...

Театр «на Подоле»

Это было как-то непривычно. Напротив меня сидел главный режиссер театра-студии Виталий Малахов, мял черные густые кудри и маялся. Почему-то (о сила традиции!) проговаривая слова извиняющимся тоном:

— Я понимаю... Нет, я, наверное, чего-то не понимаю... Но я живу хорошо и ничего не могу поделать, слышишь! К нашему театру хорошо, очень хорошо относятся. Мне некого и нечего критиковать. Ну, не-е-е-ту оснований, нету. Я только «спасибо» могу говорить и свечки ставить... от радости.

И он снова начинал подробно рассказывать о том, как хорошо живется его театру благодаря поддержке райкомов комсомола и партии. (Райком комсомола, между прочим, тот самый — Подольский, где первым секретарем Валентина Мищенко.)

А непривычным это было потому, что редко удается услышать от режиссеров театров-студий добрые слова в адрес городских властей. Даже делая скидку на склочные характеры режиссеров театров-студий, все же «власти» до сих пор относятся к подобным коллективам очень и очень снисходительно, стараясь их не замечать. (Тактика «закрыть!», «запретить!», «разогнать!» сменилась более «изящной»: — Где студия? Где?! Не вижу! А-а... студия? Какая такая студия?! — чуть утрирую, но по сути верно.) А просто говоря, молодежным театральным коллективам во многих городах не помогают ни финансами, ни жильем для артистов, ни человеческим вниманием. Не до них. Но, между прочим, если уж и паниковать насчет повального увлечения молодежи рок-музыкой, то именно театральный студийный коллектив может стать неназойливой и гуманной альтернативой атмосфере «потных децибел», которая бывает подчас на концертах отдельных подельщиков от рока. Просто театр может «близко» говорить о сокровенном, а люди одного возраста (ведь в зале и на сцене театров-студий, как правило, сверстники) быстрее договорятся и о жизненных ценностях, и о совместных поисках жизненного смысла. Об этом тоже говорил Малахов. Но уже не извиняющимся тоном.

А еще он произнес одну простую и чрезвычайно актуальную мысль: все зависит не от райкома партии вообще, не от райкома комсомола вообще, а от конкретного человека в райкоме: от его воспитания, культурного уровня, образования («Желательно, чтобы оно было гуманитарным, — сказал Виталий, — хотя бывают исключения...»), от того, какие книги этот человек читает и кто его друзья. Говорил Малахов и о том, что сейчас среди комсомольских работников появились, как он их назвал, новые недовольные. То есть люди, активно отрицающие не только тот формальный комсомол, который критиковался на XX съезде ВЛКСМ, но резко неудовлетворенные тем, как он зачастую перестраивается («отстраивается в сторону») сегодня. Людей таких пока немного: одни только-только в комсомол пришли, другие только-только приходят, третьи все более четко начинают осознавать, что «другой перестройки для них уже не будет». Люди эти и молодежь-то воспринимают как-то по-особому: стараются не столько руководить ею или поучать ее, сколько стремятся ее изучать. Терпеливо и спокойно. Не суетясь.

— А вот к проблеме конкретного руководителя, к проблеме личности... — продолжал рассуждать Малахов. — Пришел к нам первым секретарем райкома партии Иван Николаевич Салий. Так актеры наши сначала просто балдели, когда он по-свойски, запросто начал заходить в театр. Просто так. Потому что тянуло. Он, понимаешь, любит это дело. И разбирается в нем. Интуичит, как говорится... Но я не об этом. Просто однажды мы решили устроить Праздник улицы и пригласили «металлистов» принять в нем участие. Решили вынести прямо на Подол деревянный помост и на нем выступать... И вот пришел Салий. Потом подошел Рэйнбоу (см. примечания) — предводитель «металлистов». А я и говорю: «Это, Иван Николаевич, тот самый Рэйнбоу, знакомьтесь...» «А это, — говорю Рэйнбоу, — Иван Николаевич Салий — первый секретарь райкома партии». В общем, познакомил. И потом они под руку часа два по Подолу прогуливались и о чем-то разговаривали. Люди аж из окон повысовывались — такая их оторопь взяла... А праздник получился отличным — и весело и никаких скандалов.

Вряд ли тут нужны какие-либо комментарии. Вряд ли нужно комментировать мысль Малахова о том, что все зависит от конкретного человека — успех дела, его результаты, заинтересованность в нем других людей. В конце концов (хоть и как-то не принято об этом говорить), но и перестройку начали очень конкретные люди.

Портрет — «против»

На этот раз я попросил киевских студентов и учащихся ответить на вопрос «Каким представляют они себе среднестатистического комсомольского работника, который очень быстро «перестроился», но, по сути своей, так и остался «серым?»

Из многочисленных ответов сложилась следующая «схема».

...Перестроился он одним из первых. «Первые ряды» — вообще его любимое место. Неважно где — лишь бы первые. («Главное, чтобы главный — это у него в душе», — была и такая характеристика.)

Если сегодня он вспоминает о чем-либо, обязательно говорит: «В те времена...» (см. примечания), имея в виду отмеченные лихим девизом «После нас хоть потоп!».

Внешность непримечательная, растворяется в толпе, не бросаясь в глаза. В деловом костюме чувствует себя так же, как милиционер в форме.

Уже в отрочестве любил почины (см. примечания) — первый в сборе макулатуры, металлолома, сбора денег на подарок классной руководительнице к 8 Марта. Но только не надо думать, что он бегал по этажам, выпрашивая старые газеты. Он принимал макулатуру. Но только не надо думать, что он волок еще не заржавевший трактор к школьному двору — он руководил погрузкой железяк в кузов самосвала. А вот деньги на подарок собирал. Сидя на первой парте и строго записывая, кто сколько сдал. Эти бумажки с записями сумм до сих пор хранятся в его деловых бумагах. Строг в отчетности...

Любил спорт (не так, чтобы очень, но сильные, ловкие всегда вызывали уважение).

Страшно аккуратен. На столе порядок. В шкафу порядок. Когда приходит в гости, сразу снимает ботинки и идет в носках. «Да у нас никто не разувается!» Отвечает: «Мне так просторнее, пусть ноги отдохнут...» И сразу — в носках — к книжному шкафу, долго изучает корешки книг.

Память хорошая.

Любит детективы и французские кинокомедии. Включает телевизор в 21.00, даже если не смотрит программу «Время».

Очень любит надеть джинсы и «что-то модное» и пройтись вечерком по «стриту» — оживленной, вечерней улице.

Пьет слабый чай.

Хорошо усвоил заповедь: «Тащи все в дом, в хозяйстве все пригодится».

Слово «собрание» уже в детстве стало обладать необъяснимым воздействием на его сознание, почти гипноз.

Жестикуляция мягкая, но в речах — настырный пафос. Речи — газетные штампы 70-х (см. примечания).

Всегда озабочен тем, как бы «прокатить» (см. примечания) товарища по работе. Даже не из злобности, на всякий случай.

Активен в борьбе за возможность вывезти делегацию за рубеж по линии КМО или «Спутника».

Нынче плохо спит и часто принимает снотворное, несмотря на то, что еще нет и... сорока.

Анкетирование — начало

Один из комсомольских вожаков Киевского политехнического института был бодр. Он крепко сидел за столом, морщил лоб и смотрел с отеческим прищуром на молоденького студента, присевшего перед столом на краешек стула. Видно было, что вожак строго сочувствует молоденькому студенту...

Я... («Здравствуйте. Корреспондент журнала «Смена». Мне бы хотелось...»)

— Вы что, не видите, я занят.

— Вам должны были позвонить из горкома комсомола...

— Мне никто не звонил.

— А секретарь комитета?..

— Я ж сказал, МНЕ-НИК-ТО-НЕ-ЗВОНИЛ. Я занят. Подойдите через полчаса.

Да я бы подошел и через полчаса. И через час. Несмотря на его тон. Несмотря на его вселенскую монументальность. И даже несмотря на его умение «послать к чертовой матери» одними глазами. Я бы, честное слово, подчинился. Но — «вчера». Когда приходилось подчиняться. Когда вторая — подчиняющаяся — натура была сильнее первой, протестующей. А точнее, — когда вторая была первой и казалось, что так навсегда. А вот сейчас подчиняться не захотелось. Этому голосу. Тону. Лицу. И (может быть, глупо?) захотелось уйти из этого кабинета, из этого института, чтобы не видеть это лицо и не слышать этот голос. Глупо? Возможно, глупо. Возможно даже, что он, вожак (товарищ вожак), был действительно занят и его отечески-комсомольская ласка позарез была нужна молоденькому студенту, но все равно захотелось повернуться и уйти. И дело не в амбициях и дело не в деле, которое привело меня в политех и которое я «хоронил». Проблема в этих вожачках, к которым ты вынужден идти, как к власти (молодой, но уже власти), потому что так заведено. Проблема в их лицах и голосах, и еще в том, что иногда просто не хватает сил и наглости ответить силе и наглости. А можно как-то по-другому?.. Короче, я ушел из политеха.

А дело было в общем-то простое: мне нужна была любая группа студентов, чтобы они коротко ответили на вопрос из небольшой анкеты. Вопрос этот посоветовал вписать Александр Пилипенко (см. примечания), когда прочел анкету и сразу уловил ее суть. Вопрос такой: сколько, по-вашему, человек работает в райкоме комсомола? (см. примечания). Как выяснилось, Пилипенко предложил этот вопрос не случайно, точно предугадав ответы и ту нужную грань, которую они помогли высветлить в интересующей меня проблеме.

Студенты (две учебные группы — 40 человек) Киевского института инженеров гражданской авиации (я попал к ним на следующий после политеха день), которым был предложен вопрос, оказались в полной растерянности. Называли цифры «60», «150», «20 — 40», «Минимум сотня». И только два ответа оказались более или менее точными. Кто-то написал «8 — 10 человек» и еще кто-то — «5 — 7 человек». («Кто-то» — потому что анкетирование было анонимным.) Попалось и такое мнение: «Не знаю наверняка, но то, что их больше, чем нужно, это уж точно».

В тот же день мне удалось «прокрутить» анкету не только в КНИГА, но и на журфаке КГУ (группа студентов-старшекурсников), в СПТУ №42 (учебная группа) и в школе № 100 (один из старших классов). Среди вопросов был и такой: назовите кинофильм, спектакль, где правдиво рассказано о комсомольском работнике.

Больше половины молодых людей вообще не смогли ответить на этот вопрос. А самыми популярными фильмами оказались «Молодая гвардия» и «Как закалялась сталь». Несколько раз упоминался спектакль театра-студии под руководством Олега Табакова «Кресло» (см. примечания), но, думаю, только потому, что его как раз в то время показали по телевидению. Ни одного современного кинофильма названо не было.

Лично я усмотрел прямую взаимосвязь между ответами на первый («пилипенковский») и второй вопросы. Но это своеобразное анкетирование только начиналось...

Портрет реальный

«А при чем здесь комсомол?» Этот вопрос я задавал себе постоянно во время пребывания в Киеве. Вопрос этот, если сформулировать его жестче и яснее — место комсомола в обществе, в перестройке, — на самом деле самый важный и актуальный. Он занимает и секретарей киевских райкомов, над ним ломают голову и на секретариатах ЦК ВЛКСМ. Именно на этот вопрос делово и пространно отвечал мне второй секретарь Киевского горкома комсомола Александр Пилипенко, который совсем не вдруг стал главным героем этого материала.

Получилось так, что он вначале отнесся ко мне сдержанно, подчеркивая ограниченность времени «на разговоры»: «Что имеем, то и покажем». Нехватка времени (у руководящих работников) стала уже расхожим штампом многих публикаций, но Пилипенко (и ничего тут не поделаешь) отвечал этой заштампованной фразе не формой («У него были усталые, проницательные глаза... Непрестанно звонили телефоны, и он успевал... Знакомо?), не холодной формой, а содержанием и наполнял ее совершенно завидным смыслом. «Купил» он меня сразу. Сначала я услышал, как он говорит с людьми: исключительно по делу, умея двумя-тремя фразами обрисовать контур проблемы и тут же предложить несколько. вариантов ее разрешения. Потом я увидел, как ранним утром он отправился встречать армию «спартаковцев», которые приехали на матч «Спартак» — «Динамо» (Киев), и перевел дух где-то в первом часу ночи, успев перекусить один раз за день. (Потом уже газеты писали, что киевляне сработали отлично, принимая спартаковских болельщиков. И во многом — это заслуга Киевского ГК ЛКСМ.)

Еще Александр Пилипенко умел подшутить (и над собой тоже) и искренне рассмеяться в ответ на шутку. К тому же он обладает той замечательной внутренней энергетической силой, которая цепляет собеседника и неназойливо держит в поле личностного притяжения, заставляя слушать и при этом не уставать, не испытывать отрицательных эмоций. (Знаете, бывает: поговорил с человеком, и... страшная усталость, внутреннее опустошение, раздражение. А отчего, непонятно.) Еще чувствовалось, что «прогибаться» (см. примечания) он не привык и повторять свое указание дважды не любит, очень ценя слова и время.

Десять лет назад он окончил Киевский университет (радиофизик). С 1980-го — зам. секретаря комитета комсомола завода «Арсенал» имени В. И. Ленина. Затем — секретарь Печорского РК ЛКСМ Украины. Потом — зав. отделом комсомольских организаций горкома. Секретарем его избрали в декабре 1985 года.

И — это тоже дополнило его образ — когда Александр приезжал в Москву, он привез (по моей просьбе, так как я забыл об этом в Киеве) характеристику, которую ему выдал... заокеанский компьютер. Характеристика «написана» машиной на основе теста. Привожу ее почти полностью. А следом — выдержки из характеристики официальной. Выводы...

Из психологической характеристики (компьютерной): «Развиты сообразительность, понимание абстракции. Быстро обучается. Свойственны напористость, властность, самоуверенность, требовательность к окружающим. Агрессивно отстаивает свои права на самостоятельность. Обладает довольно устойчивыми моральными принципами, чувством долга, сознательностью. В поведении стремится руководствоваться общепринятыми нормами. Проявляет добросовестность. Присущи недоверчивость, подозрительность, настороженность к людям. Может проявлять завистливость и ревнивость, есть склонность к соперничеству. Неплохо развиты воображение и фантазия. Есть расположенность к мечтательности, увлеченности своими, идеями. Временами не обращает внимания на повседневные обязанности и заботы (в семье. — А. К.)... Болезненно воспринимает замечания и порицания. Характерны радикализм, спокойное восприятие новых идей и взглядов, склонен к экспериментированию.

Из характеристики (некомпьютерной): «За время работы проявил себя творческим, инициативным работником. Обладает хорошими организаторскими способностями... Тов. Пилипенко А. А. присущи такие качества, как принципиальность и высокая требовательность, твердость и настойчивость в осуществлении намеченного, умение выделить главное в работе, принять смелое решение. По характеру общительный, обладает аналитическим складом ума, эрудирован, много читает, регулярно занимается спортом. В быту ведет себя скромно, хороший семьянин».

Остается сравнить две характеристики и сделать выводы. Для чего? Да хотя бы для того, чтобы убедиться в наблюдательности и объективности «компьютерной головы», а заодно понять, что, отвечая на вопросы теста, Пилипенко был искренен и предельно честен. (Многим этот же компьютер «строчил»: на вопросы отвечали неискренне.) Но, что бы там ни было, когда проходили выборы первого секретаря горкома комсомола г. Киева, Александр Пилипенко не получил нужного количества голосов. Я ничего не собираюсь «пояснять» этим фактом, «намекать» и «бросать тень на плетень» Сергея Шаповалова, избранного большинством голосов первым секретарем горкома. (Его я, к сожалению, не застал. Во время моей командировки он находился в Москве на учебе в Академии общественных наук при ЦК КПСС. А когда я вернулся в Москву, он уехал в Киев.) Нет во взаимоотношениях «первого» и «второго» никаких сложностей. Я просто констатирую факт из нашей удивительной, непредсказуемой жизни. Факт, который еще раз доказывает, что она стала гласной. А я так и понимаю гласность — точное изложение имевших место фактов.

Примечания:

«Сахарные» рейды — рейды, которые регулярно проводит «Комсомольский прожектор» из-за нехватки сахара; очереди за сахаром в Киеве превышают (на апрель 1988 года) очереди в винные магазины.

Сучить ногами — быстро, быстро перебирать ногами, стоя на одном месте.

«Ревизор» — спектакль поставлен Марком Захаровым в 1985 году со студентами ГИТИСа. Прошел несколько раз в репетиционном зале театра имени Вл. Маяковского. Затем идти перестал. Почему-то. Знаменателен хотя бы тем, что гоголевских чиновников актеры играли в современных костюмах, а в руках у Городничего была, между прочим, шариковая ручка.

Вячеслав Бутусов — лидер свердловской группы «Наутилус Помпилиус».

Скучно — состояние души, которым отмечены несколько поколений молодых людей. Еще недавно это слово воспринималось одним из самых точных диагнозов нашей системе.

Рэйнбоу — кличка и не более того.

«В те времена...» — наука только сейчас приступила к изучению, в какие все-таки конкретно?

Почин — бросание всех сразу в одну сторону, затем — медленное возвращение обратно.

Газетные штампы 70-х... — что-то типа: «Загнивающий Запад... Толпы безработных на набережной Темзы, заслоняющие стальные, холодные воды угрюмой реки...» или: «Нелегкая судьба опять загнала меня в Париж, город контрастов!.. Бастуют мусорщики!.. Опять сырая, дождливая погода!.. И это в самый канун радостного новогоднего праздника!..» и пр., и пр.

«Прокатить» — например, заранее договориться и во время выборов на руководящую должность проголосовать за тихого и удобного, нежели за умного, но требовательного и бескомпромиссного...

Александр Пилипенко: — о нем читай ниже, в главе «Портрет реальный».

Сколько человек работает в райкоме комсомола? Для примера привожу список ответработников аппарата Жовтневого РК ЛКСМ Украины (г. Киев):

1. Первый — Алла Баранова, 1959 года рождения.
2. Второй — Андрей Дудко, 1960 года рождения.
3. Секретарь — зав. отделом учащейся молодежи — Ирина Сурина, 1962 года рождения.
4. Зав. отделом комсомольских организаций — Валентин Шеветовский, 1963 года рождения.
5. Зав. отделом спортивной и оборонно-массовой работы — Роберт Кукулян, 1960 года рождения.
6. И. о. зав. сектором учета — Людмила Кблиснык, 1960 года рождения.
7. Инструктор — Олег Мирошниченко, 1964 года рождения.
8. Инструктор — Артур Севрюков, 1963 года рождения.
9. Референт — Людмила Коваленко, 1962 года рождения.
10. Комсорг по группе школ — Людмила Чалайдюк, 1962 года рождения.

«Кресло» — спектакль поставлен Олегом Табаковым. В основе постановки — повесть Юрия Полякова «ЧП районного масштаба».

«Прогибаться» — подстраиваться, пристраиваться, исполнять любой, даже дурацкий, приказ, не задумываясь над его смыслом и целесообразностью.

Новые недовольные

Анкетирование — продолжение

Среди вопросов анкеты (см. примечания) был и такой: Когда проходил XX съезд комсомола? Кто делал отчетный доклад?

Ответы ошеломили. Анкетирование, напомню, проводилось в Киевском институте инженеров гражданской авиации (две группы), на факультете журналистики Киевского государственного университета (одна из групп старшекурсников), в школе № 100 (старшеклассники) и в СПТУ № 42 (тоже одна из групп — сплошь девушки).

Авиаторы «убили наповал»: только трое (из нескольких десятков опрошенных) смогли ответить на вопрос, остальные ограничились лаконичным «не знаю». Кто-то был категоричен: «Меня это не волновало».

Мягко говоря, удивили и будущие работники средств массовой информации — почти половина из сорока опрошенных не дрогнувшей рукой написали: «Доклад на XX съезде ВЛКСМ делал Мишин». На первую часть вопроса (то есть «когда?») многие ответили: «В 1986 году» и даже — «в 1988 году».

Не порадовали и учащиеся СПТУ № 42: коротенькие прочерки вместо ответов или, например, — «Доклад на XX съезде ВЛКСМ делал Михаил Сергеевич Горбачев».

Отличилась лишь школа № 100. Там — повальное знание и даты съезда. и фамилии докладчика. Только вот... когда юные комсомольцы склонились, засопев, над партами и начали покусывать кончики ручек, между рядами как бы невзначай начала прогуливаться классная руководительница и — я это хорошо видел — всего лишь пару раз что-то кому-то подсказала...

Всерьез заставили задуматься и ответы на другой вопрос: Ощущается ли влияние комсомола в жизни вашего учебного заведения?

На журфаке, как правило, категоричное «нет», реже — «наполовину» (см. примечания), еще реже «да», иногда встречались более подробные ответы — «Раньше ощущалось сильно — формализм заедал», «Ощущается... Например, встреча молодежной делегации из ГДР: встречали люди «нужные», а желающие попасть не могли», «Не в комсомоле дело!», «Именно ощущается влияние, но ни на что не влияет», «В прошлом году — запрет демонстрации на Андреевском спуске в защиту «Дома Ричарда». Впрочем, есть и такое мнение: «31 марта организовали и провели конференцию по самоуправлению».

В КИИГА, за редчайшим исключением, отвечали «нет». Зато учащиеся СПТУ и школы влияние ощущали сильно. Кто-то из школьников даже начертал: «Конечно, да! Комсомольская организация школы — в авангарде всех дел!»

Да не беда, если комсомольцы не знают точную дату съезда и фамилию докладчика (см. примечания). Не в датах дело. (Еще слишком сильны воспоминания об иных фамилиях и датах, которые заставляли зубрить наизусть). Вот только боюсь, что и проблемы, которые обсуждал съезд, остались «за кадром» интересов.

Можно, конечно, упрекнуть молодых людей в пассивности, равнодушии, отсутствии интереса к делам союза, в котором они числятся. Но можно упрекнуть и лидеров комсомольского движения, тех. кто по долгу и совести должен «доносить» идеи «революционного» (а ведь его так назвали) комсомольского съезда. Ведь проблемы на нем были обозначены серьезные. Были серьезно поставлены и задачи, которые необходимо решать.

Есть (вернее — была) такая детская игра — штандр. Кто-то подбрасывает вверх мяч, а остальные в это время разбегаются... Вот что-то подобное этой игре получилось, на мой взгляд, и с идеями комсомольского форума. «Мяч» опустился в руки тех, кто его и подбрасывал. А большинство разбежались в разные стороны и снова занялись своими делами, «не вышагнув» из стереотипов работы и поведения. Между идеей и ее практическим воплощением появился прочерк, подобный тем, что встречались в ответах на вопрос о XX съезде ВЛКСМ и его докладчике...

Не радостно. Но взмахивать руками и горестно шлепать себя по упругим местам уже нет времени. Надо активно действовать. Дело делать. Стыковать идею с ее реальным воплотителем, жестко спрашивая с тех, кто продолжает оставаться пышно цветущей «нейтральной полосой» между умным предложением и тем самым результатом, которого нам всем так недостает. Иначе апатия молодежи, ее неверие в силу своего союза начнут асфальтироваться, сам же комсомол будет, как каток, мирно и безмятежно ползти по этому асфальту в направлении светлого будущего, но... в полном одиночестве.

Волны послесъездовских комсомольских собраний, где ораторы «на местах» добросовестно отчитались перед своими «первичками» о съезде, так и остались волнами; в глубинах тишь и прохлада. «Помогла», между прочим, и пресса — бурная, радостная, полемичная (любая!) в период самого съезда и чуть после него, и... тихо-тихо ушедшая в сторону, когда положенное было отговорено. Мне эти наши «пресс-кампании» напоминают «датские» (см. примечания) спектакли. Когда «ура!», цветы, ТВ, пресса, звания и пр. А через месяц-другой в зале — человек тридцать, билеты — в нагрузку... Утверждаю, комсомольская печать не обсудила по-настоящему конструктивно и увлекательно все, что волновало делегатов двадцатого. Утверждаю: каждый абзац «революционных» решений должен обсуждаться и «иллюстрироваться» постоянно, вплоть до следующего съезда ВЛКСМ. Нынче же печать лишь иногда взнервляет обстановку, оторопело сигналя «SOS» по комсомольским проблемам и — более того — по тем из них, которые не имеют отношения к самому главному — политической активизации молодых членов союза и самого союза. «По комсомолу» нужна полемика. Такая же яростная, как та, что идет «по Сталину» и «куда нам пятиться дальше в отношении нашего исторического прошлого». Нужны споры. И не только на секретариатах ЦК ВЛКСМ. Сегодня назрел разговор, направленный на активизацию политического сознания молодежи. Лично я вижу в этом одну из самых (если не самую-самую!) главных задач союза.

До сих пор в головах молодых людей живет образ комсомольского деятеля — бюрократа. До сих пор активно бытует мнение, что комсомольские лидеры — «привилегированное сословие».

Проиллюстрирую ответами на вопросы из той же анкеты: Как, по-вашему, имеют ли комсомольские работники привилегии?

Наиболее распространенные ответы (состав опрошенных тот же): «Чем он выше, тем и привилегии выше», «Смотря какого ранга», «Привилегию на право кабинетной психологии», «Безусловно», «Вообще, не знаю, но в нашей школе — да», «Пайки, машины...», «На съездах им дают дорогие подарки», «Да, если иметь в виду их будущее», «Конечно, имеют, даже те, которые иметь не должны», «Конечно, имеют, но не очень много», «В нашем институте — точно».

Подавляющее большинство мнений выражалось энергичным «да» с восклицательным знаком, и редко-редко встречались ответы типа «Наши, кроме неприятностей, не имеют никаких привилегий», «Привилегию пахать, как проклятые», «Секретарь вуза — нет!».

Интересны и ответы на другой вопрос: Сколько, по-вашему, получает ответственный комсомольский работник? (см. примечания).

Ответы: «Не знаю» (самый распространенный), «Сто — сто двадцать» (мнение многих). Назывались суммы «90», «200», «300», «400» (весьма редко). Были и такие мнения: «Да сколько бы ни получал...», «По сравнению с заработной платой рабочего очень много, если учесть, что комсомольские работники занимаются совершенно бессмысленной работой», «Рублей двести, но ведь у них не только зарплата...», «Мне кажется, дело не в деньгах. Надо давать зарплату не за болтовню, а за дела», «Ну уж, побольше журналистов!», «Получает чего? Неприятностей? Нагоняев? Инфарктов?», «Много. Может, райкомам тоже перейти на хозрасчет?», «Может, и мало, но доступ к дефицитным зрелищам и товарам».

Короче, хочется лишний раз подчеркнуть всю сложность взаимоотношений «масс» и «аппарата». Конфликт опасен еще и тем, что он — из серии «утопленных», живет себе и живет, не прорываясь в громкое: «Я вас ненавижу! Вы подлец!» и так далее. И потому конфликт не очень-то волнует и «верхних» и, в общем-то, «нижних». У последних слишком крепко сидит в сознании обюрократившийся комсомольский союз, с которым они отождествляют себя лишь в день уплаты членских взносов. Пока эти «территории» не наведут мостов, дела не будет. Но хочется ли комсомольским лидерам спуститься вниз по лестнице, ведущей вверх? И если хочется, то как это сделать?

Прежде всего вряд ли можно поскальзываться во время этого спуска, он должен быть весьма осторожным, чтоб не спугнуть и не разочаровать тех, кто стоит, задрав довольно равнодушно головы, внизу. Торопливый шаг (в наше-то время!) и... сразу протяжное «Ну-у-у, вот! Так мы и знали!»

Человека вообще опасно разочаровывать дважды. Когда разочарования становятся хроническими — совсем плохо. Потому сегодня любой просчет в работе с молодежью — «шаг вперед и... два назад», и каждый новый шаг будет даваться все труднее. Это я к тому, что в киевском горкоме, например, работает так называемая «Общественная приемная». Там по выходным регулярно, честно отсиживают в ожидании телефонных жалоб, предложений, вопросов ответственные комсомольские работники. Телефон, как правило, молчит. Если и раздаются звонки (а визиты — еще реже), то в основном по вопросам', не имеющим никакого отношения к тем, которые волнуют молодежь. Это видно даже при беглом ознакомлении с книгой учета, где все аккуратно записывается. Ничего страшного? Конечно, ничего, если не учитывать, что каждый день работы этой приемной — своеобразная дискредитация комсомола в сознании юных жителей Киева. Они постепенно привыкают к тому, что «Общественная приемная» — это несерьезно, очередная фикция. Вроде бы мы уже знаем, к чему привело наше общество привыкание к отдельным «нормам». Неужели нужно еще и еще раз доказывать: формализм имеет страшные последствия? А ведь для того, чтобы эта приемная стала настоящей «диспетчерской» (называйте как угодно!) молодежных проблем и рождающихся проектов их разрешения, нужно всего лишь доказать ее жизнеспособность, организовать ее жизнеспособность, а не сидеть и ждать, когда же позвонят. Нет ли смысла посадить туда хотя бы не ответственных работников горкома, а тех, кого предложит молодежь, тех, кто будет по ее заданиям не давать покоя «дядям» и «тетям», не любящим, когда их тревожат не только по субботам и воскресеньям, но и в рабочие дни тоже. Нет ли смысла вывесить номер «контактного телефона» этой приемной, написанный крупно, в вузах, на предприятиях, в общежитиях и даже на стенах некоторых городских зданий? Быть может, потеснятся вывешенные где попало лозунги и призывы? Нет ли смысла в молодежных газетах завести рубрики «Общественная приемная», где публиковать не только предложения и просьбы, но и «брать их на контроль»? Эта приемная, конечно, частный случай в работе комсомола города. Но все же настроение людей зависит порой и от частных случаев.

«Партия» деловых людей

День был «торговым». Я побывал и в молодежном Доме быта, где директор — энергичный, предприимчивый парень — член бюро горкома комсомола. Побывал на открытии фирменного кооперативного магазина «Лидер», где увидел сшитую кооператорами одежду, достойную, если и не мировых, то «приличных» стандартов точно. (Цены на нее, правда, достойны стандартов мировых). Побывал и в молодежном магазине одежды, и в парикмахерском молодежном салоне, где каждую неделю показывает программу «Театр современной прически» — этакий «парад волос по-киевски» (см. примечания): обалденные юные девушки близко от вас демонстрируют чудеса изобретательности мастеров салона. Я, правда, меньше всего обращал внимания на прически, зато юные зрительницы не могли отвести от них глаз. Программа ценна тем, что, кроме рекламы новых причесок у нее есть и чисто утилитарная, а на мой взгляд (см. примечания), важнейшая цель. Отметив наиболее приглянувшуюся вам «голову», вы можете на следующий день прийти в салон и заказать точь-в-точь такую же. И — в этом весь фокус — вам сделают «один в один» (лицо, естественно, останется ваше собственное). А если серьезно, то здесь, в салоне (и в Доме быта, и в «Лидере», и в магазине одежды), пресловутое «Клиент всегда прав» наполняется достойным времени смыслом. Ваше настроение, равно как и желание, стремятся . учитывать, как в иных, тоже цивилизованных, странах: улучшить первое и максимально подстроиться под второе.

Почему так много слов о салоне? Наверное, нет нужды объяснять, что значит для женщины прическа. (А прическа женщины — для мужчины!) Еще классик заметил, что красота спасет мир. А классик знал в этом толк. Но все это к слову... Речь о другом.

Комсомол шагнул в коридор, название которому — «кооперативы». Если судить по Киеву, то шаги эти весьма успешные. Хотя и робкие.

Итак, комсомол начинает «торговать». Не надо пугаться соседства этих слов. (Привыкли же мы к тому, что «коммерция» вовсе даже не ругательство.) Предприимчивость — дело хорошее, если руки, конечно, чистые... Даже решусь утверждать, что райкомам, горкомам комсомола (страшно подумать, но и ЦК ВЛКСМ тоже!) стоит при своем долевом участии активно открывать кооперативы. А почему нет? Райком или горком (страшно подумать, но и ЦК ВЛКСМ тоже!) как владельцы определенного количества акций будут получать прибыль (см. примечания), а это тот самый, отнюдь не копеечный вклад — при умелом ведении дела — в желанную финансовую самостоятельность, за которую так бьется ныне наш союз. К тому же деньги, как известно, позволяют многое: появится большая свобода идей и маневров; хочешь, открывай молодежное кафе, хочешь — новый кооператив.

Теперь об акциях. Не о тех, которые приносят в карман живую монету. Об акциях общественно-политических (хотя одни тесно связаны с другими, как все в жизни). Уже не стыдливо, как я писал выше, а по-деловому, серьезно сами комсомольские лидеры говорят, что союзу необходимо возвращать доверие молодежи. Дискредитировано многое. Нет, не только комсомольскими бюрократами, а самой системой, в том ее исполнении, какой являлась она нам в течение десятилетий.

Договоримся раз и навсегда, что комсомол — прежде всего политическое объединение молодежи. Так почему бы не побуждать молодежь на общественно-политические акции? (Честно говоря, уже надоели многословные пылкие диспуты про рок-музыку, панков, наркоманов вперемешку с проститутками). Не лучше ли будет, если главную задачу нынешнего времени комсомол определит, как задачу активизации политического сознания молодежи, привлечения молодых людей к решению проблем политических? Перестанем уж вздрагивать от пугающей когда-то фразы: «Не шейте мне политику!»

Как известно, тридцать лет — это «пик» жизни. Плюс. Минус. Что бы там ни говорили, но именно на этот возраст падает наивысший накал душевных и духовных сил человека. Когда он способен не спать ночами. Когда он способен работать по 24 часа в сутки. Способен прокручивать сумасшедшие идеи. Способен жить, что называется, «на сгорание» (см. примечания).

А все к тому, что именно этот, самый производительный возраст в нашей стране почти не используется. Не используется, пожалуй, самая ценная энергия, самые перспективные «реакторы» созидания. Так почему бы комсомолу не «двигать» людей этого возраста к ключевым постам в экономике и на производстве? Нет, не закатывать от счастья глаза по поводу нескольких молодых директоров или одного тридцатилетнего министра, а объявить борьбу за талантливых, перспективных молодых руководителей (при наличии, естественно, ума и порядочности) борьбой программной, целенаправленной, повсеместной. Не вижу ничего плохого, если молодежь и здесь будет давать «сто очков вперед» по всем направлениям работы. Словом, политик в пятьдесят лет — это нормально, но пятидесятилетний начинающий директор завода должен стать исключением. (Возможно, я категоричен. Но и максимализм, и категоричность идут порой от отчаяния, от монотонной повторяемости общеизвестного.)

Нынче директоров выбирают. Выборы, кажется, становятся не фигой в кармане, но объективной реальностью (хоть и хочется трижды сплюнуть через левое плечо). Почему бы комсомолу (скажем, комсомолу города) не организовать предвыборные кампании для своих молодых кандидатов на ответственные посты? Тогда, возможно, комсомол превратился бы в истинно молодежную «партию» (см. примечания), активную и сильную. И уважаемую! Возможно, тогда и молодежь будет верить этой «партии»? (Молодежь, замечу, всегда неравнодушна к активным действиям и поступкам.) Предвыборная борьба — действия активные. Предвыборная борьба за членов своего союза — поступок.

Штрихи к «портрету реальному»

С Александром Пилипенко, вторым секретарем Киевского горкома комсомола (см. примечания) так и не удалось поговорить плотно. Все «на лету»: по дороге к стадиону, где проходил тот самый матч «Спартак» — «Динамо» (Киев), по дороге к клубу «Болельщик», руководил которым приглашенный на работу в Подольский РК комсомола Заглада (он же известен среди киевских фанатов под кличкой Утюг), по дороге к Дому учителя, где проходила конференция по созданию КМО города Киева, по дороге... но рано или поздно все они вели «в Рим», то есть, в горком комсомола, где Пилипенко входил в свой кабинет и... договаривался о следующей встрече.

Потом уже, глубокой ночью, я, вспоминая, записывал его размышления о комсомоле, о работе горкома, просто о жизни. Единого сюжета не получалось. А может, это и хорошо? Итак...

Александр Пилипенко:

— ...раньше мы вызывали «на ковер» секретаря «первички» и — «Ну, давай... Отчитывайся». Глупость. Необходимо внимание старших, внимание партийных организаций к молодежным проблемам. Пока они не начнут помогать, ничего не будет...

— ...да, «первичка» должна быть самостоятельна, инициативна, независима. Это хороший тезис. Но пока что мы видим другое. Нет, они могут и выборы организовать, и Центр НТТМ создать... Но все равно ждут команды сверху. Очень мало сегодня людей, которые могут работать по-настоящему самостоятельно, не исполнять постановления, а... готовить их своими делами...

— ...собрал сегодня секретарей райкомов. Вопрос касался создания городского КМО, точнее, провала конференции по созданию. Организаторы пошли по старой бюрократической схеме. Предложили голосовать, а список правления уже был готов заранее. Многие из тех, кто был в этом списке, даже не удосужились прийти. Да если бы только это!.. Сегодня такие ошибки прощать нельзя. Я сказал человеку, который вел конференцию, что он на сегодняшний день как идеологический работник несостоятелен, посоветовал искать другое место работы...

— ...создан городской Центр научно-технического творчества молодежи. Не знаю еще, какая будет отдача и сколько поступит в казну Центра, но мы сразу хотим пустить эти деньги во второй оборот — детское техническое творчество, компьютерные клубы. Думаем о создании центров НТТМ в районах. В двух — они уже реальность. Кстати, мы долго думали и спорили, как создание Центра отразится на деятельности наших студенческих отрядов. Но когда побывали в штабе СО и они там сказали: «Нам это не нужно», — я для себя сразу решил: «Значит, нужно». Они испугались конкуренции (см. примечания). А я считаю, что конкуренция — очень хорошее дело...

— ...да, тема МЖК звучит уже давно. Но по мне — пусть звучит еще и еще: слишком много проблем. Могу сказать, что каждый город — своя специфика. Мы хотим расширить не только МЖК по реконструкции старых домов, но и другое движение — МЖСК — молодежные жилищные строительные кооперативы. Есть молодые люди (и их немало), которые готовы не только заплатить свои деньги, но работать на строительстве и получить квартиру не через десять лет, а года через два...

— ...структура горкомов, обкомов одинакова, а жизнь выдвигает какие-то приоритетные направления в работе: неформалы, трудные подростки, развитие молодежной моды, движение молодежных жилищных комплексов, компьютеризация... Работник горкома должен быть не просто инструктором при каком-то отделе, он должен вести свое направление. Заведующие отделами должны остаться, но — в меньшем количестве. Сейчас мы часто путаемся — спрашиваешь с пропаганды по культуре, они говорят: «Не наше». Отдел рабочей молодежи порой «сечется» с отделом науки. Значит, какие-то отделы нужно соединять. Во главе нужен человек, который бы мыслил стратегически, а вокруг него не инструкторы, а специалисты. Профессионализация необходима. Когда работник аппарата занимается, скажем, проблемами компьютеризации, он знает и специалистов в городе, и их нужды, и перспективу просчитать может. Но тогда и его уважают «внизу», как человека дела. Тогда, возможно, не будут говорить: «Им там легко рассуждать обо всем, ничего не понимая конкретно». Такая система позволит и кадры подбирать не просто по анкете, а искать личности, людей самобытных, способных оставить «свой след». Кажется, я многих убедил в разумности такой «перетасовки», но... на бюро горкома это может вылиться в споры и несогласие большинства...

— ...хоть и устали уже говорить, что правильный подбор кадров — основа основ, но тут еще непаханое поле. Многие до сих пор не знают, как работать по-новому, с чего начать. От этого и результатов так мало. Пока что систему демократизации часто понимают упрощенно, выезжая на «пене». Есть три-четыре кандидатуры на выборах — вот и все... А сможет ли человек дело улучшить — это интересует меньше...

— ...далеко не все коллективы готовы использовать демократию. Выбирают удобных, чтобы человек меньше требовал, был поначалу не очень компетентным. Чтоб остальным можно было устраивать себе передышки. Коллектив не всегда поддерживает людей, которые говорят, что многое надо резко ломать, откровенно признают, что прежняя работа — мышиная возня, требуют более радикальных методов. И многие из кандидатов на большие должности во время предвыборных кампаний уже начинают заигрывать с народом. Они «берегут» свои мысли, понимая, что если их выскажут вслух, то вряд ли получат «большинство». До сих пор диктует групповщина... (см. примечания).

— ...со мной не согласны многие вышестоящие комсомольские работники. Мы много спорили, когда обсуждали новый экономический механизм в комсомоле. Были мнения — давайте разберемся в своих делах, а потом уже будем думать о союзе с кооперативами. Я считаю, нам нужны комсомольские кооперативы. Мы вправе требовать с них часть доходов, если стали пайщиками в деле. Конечно, есть и «но». Мы должны быть уверены, что моральная, политическая атмосфера в кооперативе нормальная. Комсомол может «торговать», но очень четко контролируя руководящие кадры своих кооперативов...

— ...при горкоме организована «Школа молодого руководителя». Туда мы подбираем и комсомольских работников, которым когда-то придется соприкасаться с хозяйственной деятельностью, и молодых рабочих, и мастеров. Они слушают лекции о перспективах развития нового экономического механизма, о подряде, о хозрасчете. К ним приходят руководители предприятий, организаций, управлений города, руководители цехов, главные инженеры. Им рассказывают, как решаются вопросы компьютеризации, технического творчества молодежи. Один из генеральных директоров объединения даже предложил некоторым слушателям в летнее время стать у него в объединении руководителями некоторых подразделений. «Попробуйте воплотить свои идеи...» Если мы хотим получить новый тип хозяйственника, сам по себе он не возникнет. Его надо готовить. И мы будем выделять на это деньги...

— ...я люблю людей, которые не просто работают за идею, только потому, что верят в эту идею. Я люблю тех, кто способен аргументированно, дельно доказать жизненность и перспективность этой идеи, а главное — четко объяснить, в чем польза этой идеи для людей. Люблю тех, кто умеет отстаивать собственный стиль работы. Очень не люблю конформистов...

Вот такие «штрихи вслух» можно добавить к портрету главного героя этого материала.

Анкетирование — еще (без комментариев)

Единственное, что я себе позволю, — разбить вопросы и ответы по группам, исходя из их значимости и того, что можно назвать «лирическим» и «нелирическим». Вначале — вопросы и ответы из серии «лирических»: Должен ли ответственный комсомольский работник быть более морально устойчивым в личной жизни, нежели среднестатистический гражданин?

Состав отвечающих неизменен. Напомню: журфак КГУ, КНИГА, СПТУ № 42, школа № 100. Ответы... — За редким исключеним «да!» и «конечно!». Хотя, как и в любом сплоченном строе, есть и «иноходцы» (см. примечания). Например: «Должен, но это редкость, я таких не знаю», «Должен, но не менять мужей (жен) ради карьеры», «Должен, но этого не бывает», «Очень мало комсомольских работников морально устойчивых, но это не главное для них качество!», «Не должен. Это не обязанность, а состояние души. Как в христианской вере — от первосвященников до лоснящихся в испарине разврата попов», «Должен, хотя жизнь такая штука... поди определи, что такое моральная устойчивость», «Должен быть таким, какой в действительности, не надевая маску «комсомольской работы», «Комсомол и личная жизнь?!.»

Вопрос: Представляете ли вы себе ответственного комсомольского работника, влюбленного по уши и посему не спящего ночами, пишущего стихи, а то и напившегося с горя?

Ответ «да» в подавляющих случаях, частенько с припиской «Только без пьянства». Но и здесь встречались расширенные ответы: «Ничто человеческое им не чуждо», «В жизни всякое бывает. Он ведь тоже человек», «Представить могу, если бы хоть один такой был», «Нет, он должен стремиться к уравновешенности», «Если бы он это умел, то...», «Для этого нужно иметь высокую эмоциональную культуру, а люди, ее имеющие, на комсомольскую работу не идут», «Но только влюбленного!», «Если прикажут, можно и не спать и даже напиться», «Напившегося с горя представляю, но представляю и просто напившегося», «Представляю, но такие встречаются крайне редко».

Вопрос: Может ли секретарь комитета ВЛКСМ жениться на артистке варьете?

Надо сказать, что этот вопрос очень многих как-то даже взволновал, побудив на бурное эмоциональное творчество, — порой строки не вмещались в листочек анкеты. В большинстве народ одобрил такой вариант женитьбы, но при этом артистка варьете в сознании молодых людей почему-то ассоциировалась с другим, более энергичным и коротким словом. Почему?! Мне даже показалось, что многие обиделись не за комсомольского работника, а за артистку... Привожу некоторые ответы: «А что, артистка не такой же человек и не может быть членом ВЛКСМ?», «Да, но он будет это скрывать», «Может. Это раньше артисток варьете («Сильва») считали за проституток», «Может, но делать этого не будет из-за карьеры», «Даже проститутку можно превратить в хорошую жену и домохозяйку...», «А что такое варьете?..», «Вряд ли. В этом случае его «задавит» комитет партии», «Да, если она не только артистка варьете», «Может. Причем по разным причинам: любовь, престиж, единственный выход из пикантных обстоятельств (см. примечания)», «Да, чтобы смотреть ее дома», «Ха! Если она морально устойчива и связей, порочащих ее, не имеет», «У нас все профессии в почете».

А теперь — вторая группа вопросов и ответов (нелирические).

Вопрос: Потерял ли комсомол доверие? Верите ли вы в возврат этого доверия?

Скажу сразу, на первую часть вопроса почти все ответили — «потерял», но гораздо интереснее ответы на вторую часть вопроса. Ответы, которые, на мой взгляд, сильно разрушают версию о равнодушии, пассивности и — что там еще? — безразличии комсомольцев к своему союзу. Скажу больше — в ответах совершенно явственно звучит рефрен: «Верим!», «Очень хочется верить!», «Пора уже!» и так далее. Здесь я прокину одну неглупую мысль, высказанную не так давно на одном из бурных заседаний творческих работников. А мысль такая: если провалится перестройка, то виноваты будут не те, кто ее провалил, а те, кто не смог ее отстоять. А прокидываю эту мысль потому, что и к молодежному союзу она имеет самое прямое отношение. И, может, пора уже начинать отстаивать свой союз своими силами? Не противостоять, а помогать ему обретать сбитое дыхание? Не ожидая, когда наконец раскачаются еще не раскачавшиеся комсомольские «вожаки»? Давайте честно: еще не скоро (а может, уже никогда) некоторые из этих «вожаков» откажутся от удобного принципа: никогда не делать того, что можно не делать, продолжая тихо топить идеи, новации, эксперименты, заботясь только о своем душевном покое и никак не желая спускаться вниз по лестнице, ведущей вверх. Но ведь по этой лестнице можно подняться.

Может, пора?..

Тем более, что среди ответов есть и такой: «Организация доверия не потеряла. Но многие комсомольские деятели — да, и безвозвратно». Так ведь многие — не значит все.

Может, все-таки пора? Спуститься одним. И подняться другим?..

Обещал не комментировать, но не сдержался. Приведу наиболее интересные ответы на вышеприведенный вопрос о доверии: «Безусловно, доверие вернуть можно. Как? Всегда быть впереди!», «Возврат доверия допускаю, если перестройка действительно коснется комсомола, если здравые мысли, которые печатаются в газетах, будут рассматриваться и исполняться», «По крайней мере в наших силах вернуть это доверие», «Комсомол нуждается в серьезной реорганизации. Я не верю в доверие к организации, доверие может быть только к отдельному человеку с конкретными делами», «Зависит от нас» (см. примечания), «Потеряли доверие те, кто его и не имел. Обрели те, кто давно уже пользовался авторитетом». Тут уж действительно не нужны комментарии...

Почти что предисловие

В конце разговора принято подводить черту.

Черты не будет. Поскольку разговор, начатый на страницах «Смены», — всего лишь предисловие того большого разговора, который (в это хочется верить!) продолжат читатели, все, кто заинтересован в перестройке, в жизнедеятельности своего молодежного союза. Ведь глупо жить у соседа, имея собственный дом. Да и соседу это может надоесть. Это не образное сравнение. Это я еще и к тому, что не только комсомольцам надо укреплять свой союз, но и союзу пора выходить на самые «реактивные» позиции, становиться независимым, бороться за эту независимость. А закончить свои киевские (и вообще) размышления хочу предложением, которое кому-то покажется сумасшедшим, и... тем не менее. Быть может, надо подумать о создании многоголосого Молодежного Парламента, в который войдут представители многочисленных молодежных объединений, возникающих десятками (а я уверен, их будет еще больше) и активно политизирующихся в последнее время. Возникновение этих объединений — закономерный итог демократизации. Молодежный Парламент не панацея от всех молодежных проблем, но тем не менее он может стать тем самым «мостом» между «территориями» хотя бы на какое-то время. Прав председатель КМО СССР, член ЦК ВЛКСМ Сергей Челноков, который в одном из своих недавних интервью сказал: «Одна из ближайших задач — привыкнуть к нарождающемуся многообразию молодежных структур, научиться эффективно работать в новых условиях. Это очень важно, иначе ВЛКСМ будет выглядеть организацией, не использовавшей свой исторический шанс».

Шанс есть. Примечаний не будет.

Примечания:

Анкета — читай главу «Анкетирование — начало» («Смена» № 12);

«Наполовину» — об этом понятии очень хорошо сказал в своей песне Владимир Высоцкий:

Я не люблю, когда наполовину,
Или когда прервали разговор,
Я не люблю, когда стреляют в спину,
Я так же против выстрелов в упор.
Я не люблю манежи и арены,
Когда мильон меняют по рублю,
Пусть впереди — большие перемены,
Я это никогда не полюблю.

XX съезд ВЛКСМ проходил в апреле 1987 года. С докладом выступил первый секретарь ЦК ВЛКСМ Виктор Мироненко;

«Датские» спектакли — спектакли, поставленные к юбилейным датам;

Сколько получает ответственный комсомольский работник? — например, первый секретарь обкома комсомола — от 260 до 310 рублей, первый секретарь горкома, райкома комсомола — 220 рублей, зав. отделом обкома комсомола — 200 — 230 рублей, инструктор отдела горкома, райкома комсомола — от 150 до 165 рублей.

«Парад волос по-киевски» — рассматривай 4 обл. «Смены» № 12;

«На мой взгляд» — не путать с ТВ программой «Взгляд», которая подчас отличается взглядом на проблемы от взгляда на те же проблемы автора данного материала;

Прибыль — это когда хорошо;

Жить «на сгорание» — так, как жил В. С. Высоцкий;

 «Партия» — в данном контексте — образное выражение;

Александр Пилипенко — читай о нем в главе «Портрет — реальный» («Смена» № 12);

Конкуренция — это когда не мучает совесть за то, что ты работаешь лучше многих;

Групповщина — группа людей, застигнутых перестройкой врасплох и молча против нее объединившихся.

Иноходец — читай у В. Высоцкого:

Я скачу, но я скачу иначе,
По камням, по лужам, по росе.
Говорят: он иноходью скачет,
Это значит — иначе, чем все.

Пикантные обстоятельства — от 50 р. и больше.

«Зависит от нас» — так назывался один из давних материалов журнала «Смена», в котором речь шла о комсомоле.