Иногда они возвращаются.

«Дискотеки 90−х» постепенно вытесняют «дискотеки 80−х». Те, кто начинал отплясывать четверть века назад, промокают лбы салфетками за столиками подле танцполов. Но в сердце бережно память о прошлом хранят.

Их молодость пришлась на времена невероятного превращения монохромной империи в пестрый рынок. Империя выражалась, в частности, в бесконечной протяженности нудных фасадов окраинных новостроек и подобных им полок в универсамах, украшенных трехлитровыми банками с березовым соком. Все цвета были подобострастно приглушены в угоду красному. Это потом вдруг прилавки укоротились и размножились, полки заполнились товаром с яркими этикетками, и отовсюду стали высовываться рекламные щиты и громоздкие грыжи точечной застройки.

Архитектурные ансамбли были по-своему строго выверены, и красный оказывался какой-никакой композиционной доминантой. Общество же представляло собой безликую серую массу, одетую по крайне ограниченному ГОСТу и во всех своих проявлениях обязанную руководствоваться моральным кодексом строителя Чего-то там. Балет и опера были не в состоянии в полной мере удовлетворить культурные запросы населения — не из всякого пролетарского района можно было без особых умственных усилий добраться до добротного театра. Дискотеки с одобренной критиками из КГБ заграничной музыкой были возможны при условии вписанности в контекст борьбы за мир во всем мире. В «Комсомольской правде» сетовали на то, что молодежь плохо знает английский: иначе как бы те, кто втридорога покупает у фарцовщиков тряпки, могли бы носить майки с надписью «US Army» — ведь эти ублюдки замочили кучу невинных детей в Соуэто. Озабоченные гопники, ссылаясь на тот же орган, невежливо втолковывали зарвавшимся подросткам, что английская булавка, прицепленная к штанам, — стилистический признак культуры «панк», фашистской по своей сути.

Тем не менее некоторой части подростков непременно требовалось вспузыриться из упомянутой массы, и пусть зачастую ими двигал не столько протестный, сколько пубертатный порыв (выделившегося тут же замечают не только гопники и менты, но и девчонки), это стремление было оправдано тем, что среда не терпит абсолютной серости, по крайней мере композиционно.

Дети проходных дворов и продуваемых окраин, хотевшие перемен, выбирались из выцветшей массы наборного текста предписанной нормы вовсе не на отшиб жизни — когда вирус перестройки просыпал строчки истории СССР, они на короткое время оказались сверху. Активная жизненная позиция, присущая им, некоторых потом свела в героиновую могилу; у других же жизнь удалась.

Весной прошлого года в Манеже в рамках Московской фотобиеннале с успехом прошла выставка «Хулиганы-80». Там были представлены связанные с этой эпохой и ее героями работы известных мастеров и фотографии из личных архивов тех самых героев. Мероприятие превратилось в праздник и для убеленных сединами ветеранов, и для пытливых хипстеров. Каждый день выступали музыкальные коллективы, как популярные в ту пору, так и модные теперь. Ветераны прогуливались по экспозиции — кто с детьми, кто с юными подружками, радостно узнавая на развешанных работах себя и знакомых. Молодежь приобщалась к корням своей культурной истории. Мало кто заметил, что это событие было приурочено к выходу книжки под тем же названием, тем более что ко дню открытия она еще не была доставлена из чешской типографии. Поэтому остатки двухтысячного тиража все еще можно найти в некоторых московских магазинах. При том что эту книгу уже сейчас можно считать раритетом.

Книга сама по себе чудовищна. Прежде всего своими размерами. Три года Михаил Бастер потратил на то, чтобы собрать фотографии, которые составляют, на мой взгляд, самую привлекательную ее часть. Остальное — интервью, которые он кропотливо брал у всяких там, по списку: стиляг, рокабиллов, брейкеров, ньювейверов, панк-рокеров, металлистов, рокеров, чуть было не написал «мемориалов» — нет, это там, в конце, мелко перечислены те, кому конец уже пришел. И словарь топонимов добавлен для пущей академичности. Сам я эту книгу не читал, потому что только некоторые картинки смотрел (в том смысле, а где же я?) и себя не нашел. Но понял, что этот фундаментальный труд дает представление еще об одной изнанке минувшей эпохи — высвечивает ее сокровенные уголки, выковыривает подноготную. В силу того, что там ничем не приукрашенная прямая речь, можно довольно точно судить о стилистических особенностях даже не то чтобы отдельных субкультур, но о культуре тех времен в целом, показанной в неожиданном ракурсе. Бытовой фон обеспечивают в основном фотографии Игоря Шапошникова, известного в те времена музыканта и неизвестного художника.

На самом деле вы можете себе представить, что чуть только бойцы начинают вспоминать минувшие дни, все тут же сводится ко всяким веселым байкам, в этом случае, как правило, о том, как в постылой повседневности тех лет проказничали принаряженные озорники.

Одним словом, при всей своей весомой солидности книжка получилась вполне себе маргинальной, как ее герои, и судьба у нее получается соответствующей. Но изображая неожиданный срез эпохи, она представляет исключительный исторический интерес, не говоря уже о художественных достоинствах. Истории и правда смешные, и фотографии просто супер, в особенности из личных архивов, блеклые и помятые, — что за мерзкие рожи лезут отовсюду! — настоящий трэшняк. Такого вы нигде больше не увидите.

У составителя есть материал еще на две книги. Если предположить, что наиболее близкие себе субкультуры он уже перечислил, можно ожидать, что следующие тома будут наполнены более милыми личиками, включая мое. Лишь бы они вышли. И каких праздников можно ожидать по этому поводу!