<...>
Подобно токарю, отлаживающему свой станок для работы в новом режиме,
иллюстратор должен отлаживать свою психику, перестраивая ее каждый раз
для работы над новой книгой.
Дело не в изменении только техники рисунка. Сначала нужно решить целевую установку иллюстрирования. <...>
Книги
о приключениях Алисы я иллюстрировал трижды. Лет десять назад это были
«Приключения Алисы в Стране Чудес» в переводе Б.Заходера, потом «Алиса
в Зазеркалье» в переводе В.Орла. Сейчас я делаю «Алису» опять в
переводе В.Орла — книгу цветную (1).
Кэрролл, как известно,
написал свою книгу о маленькой десятилетней соседке. Менее известно,
что первый иллюстратор «Алисы» сэр Джон Тэнниэл, в свою очередь,
нарисовал свою соседку — тоже десятилетнюю девочку. Я, не нарушая
устоявшейся традиции, нарисовал свою соседку Леночку П.
Одна задача была мной решена.
Книга
Л.Кэрролла, на мой взгляд, не сказка. Сказка лишена парадоксальности, у
сказки твердая этическая основа <...>. Это первое. Второе — это
своего рода роман из жизни парадоксов. Третье — это, возможно, пародия
традиционного математика, каким был Кэрролл, на положения новой
неевклидовой математики, к которой, как известно, профессор Доджсон
относился весьма иронически (но, как говорили мне математики, пародия
непроизвольно переросла в свою противоположность, то есть в утверждение
положений адресата иронии). Этот аспект книги я плохо ощущал, ибо не в
ладах с высшей математикой, и просто поверил на слово.
Четвертое — книга написана в ключе визионерского ощущения бытия, как сновидение.
Все это надо было учесть и рисовать, имея в виду все четыре положения. <...>
Я
могу работать только при полной консервации от натиска жизни. Более
того. Я полностью закрыл свою мастерскую от света, закупорив все окна и
почти прекратив любое общение, и лежал в полусне-полуяви долгие дни и
недели, просматривая одну за одной разнообразные картины, поднимающиеся
из некоего резервуара, как я понимаю, принятого называться
подсознанием. Мои друзья до сих пор потешаются над моей консервной
банкой, как они называли мою мастерскую. Я знаю одного уважаемого
художника, который часто с утра отправляется в магазин или на рынок,
чтобы там разозлить себя, поругаться, чем и приводит себя в хорошее
рабочее состояние. У каждого свой метод.
Иллюстрировал книгу я
года полтора, но, правда, из них примерно год не брал в руки карандаш:
все время «проигрывал» рисунки мысленно.
«Приобретая сноровку,
мы теряем чутье»,— говорил Киплинг. Он был прав — работать только
благодаря профессиональной сноровке не очень серьезно по отношению к
искусству, ибо профессиональный уровень графиков сейчас высок. Это и
много, и уже очень мало.
Я решил использовать в работе чуть деформированное пространство и трехмерный шрифт в трехмерном построении.
Такой
шрифт я делал впервые еще лет десять назад в книге «Алиса в Стране
Чудес». Для такой лукавой книги подобное прихотливое и лукавое
построение вполне уместно. Мне, правда, говорили, что такая
усложненность непосильна детскому глазу. Это неправильно. Дети в массе
любознательны и обожают разгадывать ребусы. И, судя по письмам,
приходящим в издательство, рисунки дети в общем приняли. Приятно.
Труднее было со Свифтом (2).
Для
начала мы с редактором (3) решили, что визионерскими причудами здесь не
отделаешься. Свифт провоцирует способность художника не столько
почувствовать книгу, сколько осмыслить ее. <...>
Если в
точности следовать Свифту, то выйдет и должен выйти не больше чем
просто политический памфлет на Англию начала XVIII века.
Примем
за основу памфлетный вариант и для начала присмотримся к королю. За
вычетом своего титула он ведет себя, скажем прямо, как обычный в земной
истории «великий человек». Он приспосабливает силу, попавшую в его
руки, к своим нуждам. Он кормит ее за свой счет, а не за счет своих
подданных.
<...> Ведет ли себя народ по-лилипутски? Смешно
и мизерно? При более или менее внимательном чтении этого не скажешь.
Они искусны и храбры — ведь не побоялись они человека-великана: связали
его и заставили принять свои условия жизни. Притом они рисковали, и к
тому же смертельно. Выходит, что они не «лилипуты», а в общем-то
славные человечки, просто очень маленькие. Ничем, кроме роста, не
отличающиеся от Гулливера.
Редактор и предложила мне решить
иллюстрации к Свифту как произведение реалистическое с определенным
фантастическим допущением. Изображать можно и нужно лилипутиков с
симпатией, вполне серьезно, с вниманием к индивидуальности каждого, то
есть просто уменьшенные копии обычных людей в костюмах. <...>
Собственно,
это книга о человеке. Ничтожен ли он, велик ли, имеет ли смысл его
существование? Можно ли дать однозначное определение жизни,
исчерпывающее?
И я думаю, что и Свифта трудно определить однозначно.
Я
и стал делать рисунки, от одного к другому находя решения, подходящие
именно для данного рисунка,— не руководствуясь единой схемой, целевой
(а с самого начала была у меня такая схема: Гулливер — норма, а все
остальное аномалии. Мы от нее отказались, как от недалекого решения),
полностью исключив просто развлекательность рисунка — каждый должен был
иметь смысловой стержень.
После всех этих обсуждений я прибил к стенке над столом бумажку и написал: не слишком гротескно, не слишком серьезно, не слишком экстравагантно, не слишком исторично.
Это и была моя установка.
Я
знал, что некоторые художники порой иронически относятся к слову.
Думаю, что в этом есть доля кокетства. Но есть и доля беспомощности
перед словом, как у лисы перед виноградом.
<...> В первом
рисунке, на котором Гулливер лежит связанный, я засыпал его огромным
количеством лилипутиков, подобно комарам, облепившим пенек,— и его
почти и не видно под ними — маленькие человечки поглотили большого. И
рисунок, я думаю, стал полнее. Лилипутиков много — их сотни, и ни
одного я не имел права сделать статистом, или, как мне советовали —
куколкой. На Гулливере копошился хорошо отлаженный государственный
механизм, где каждый его элемент был автономной единицей.
Что
Гулливер для этого мира? Явление природы, как снег, град, дождь, косой
дождь — «я пройду стороной, как проходит косой дождь» (4) — и эти
неожиданно пришедшие на память печальные строчки и определили решение
картинки.
Когда маленькие человечки прощаются с Гулливером, они
притихшие и несколько подавленные,— ведь из их жизни уходит нечто
яркое, волшебное даже, некое возвышенное явление природы — Человек-Гора.
А
Человек-Гора на следующем развороте — крохотный, в крохотной лодочке,
среди огромного пространства, где нет уже ни великанов, ни лилипутов,
«и время, вперед! мужайся, старое сердце!..» (5).
Подобные
решения — довольно обычные режиссерские решения. Насколько они
изобразительны получились, понятно, судить не рискну. По сути, эта
статья — о моих благих намерениях.
Книга была цветная. Это
первая моя цветная книга. Рисунки к Свифту нельзя написать, их надо
лепить цветом. Поскольку книга эта — не книга-состояние, а книга-форма.
Макет я пробовал решить как непрерывный, где рисунки связаны не
текстом, а напрямую друг с другом, как ручеек, от начала до конца.
Получилось это, по-моему, слабо — этот ручеек.
Мое дело —
изображение. «Изображай, художник,— слов не трать!» (6). Но поскольку я
уже изобразил, то можно и поговорить. Несколько многоречиво, правда, но
не обессудьте: когда долго работаешь над книгой, много и думаешь о ней. (1985)
1 Автор имеет в виду издания: Л.Кэрролл.
Приключения Алисы в Стране Чудес. Сказка, рассказанная Борисом
Заходером. Пересказ с англ. Иллюстрации Г.Калиновского. М.: Детская
литература, 1974. Л.Кэрролл. Алиса в Зазеркалье. Перевод с англ. Вл.Орла. Художник Г.Калиновский. М.: Детская литература, 1980. И
еще не вышедшее издание «Алисы в Стране Чудес» в переводе Вл.Орла.
(имеется в виду: Л.Кэрролл. Приключения Алисы в Стране Чудес. Перевод с
англ. Вл.Орла. Художник Г.Калиновский. М.: Детская литература, 1988.
Поскольку
художник не рассказывает здесь об одной из лучших своих книг, сделанных
после «Алисы в Стране Чудес», позволим себе процитировать его статью
«Работа — это тишина и покой» (Детская литература, 1978, № 2): «После
„Алисы” редактор А.Сапрыгина предложила мне „Сказки дядюшки Римуса”. Я
перетрусил и всполошился. Как их делать? Со зверьем у меня нелады. Жена
мне заклеила все фростовские рисунки в книге, и я стал читать. Чорт
возьми, да это не сказки, а горькое бытие. Сапожник-то — негр, в его
историях и сквозит оттенок африканского фольклора, где мир держится
добром, а движется злом. Нет, не на фоне пасторальных лужаек надо
рисовать все это. Кролик говорит опоссуму: „Прыгай через костер”. Тоже
мне друзья! Для кролика прыгать, конечно, дело привычное, а каково
опоссуму? Да эти сказки — настоящий плутовской роман, всяк так и
норовит другого слопать, без сахара. Вот тебе и герои! Кто-то из
редакторов мне посоветовал: „Сходи в зоопарк, порисуй кроликов”. Нет,
это не анималистические персонажи. Про кролика-то как говорится, что он
сунул руки в карманы. Функции его человеческие. Этот пройдоха вечно
настороже, ушки на макушке, я их такими и нарисовал. У настоящего
кролика уши — вниз и длиннее в восемь раз. Придумывал я все это
несколько месяцев, а рисовал несколько недель. „Подземная” работа
всегда очень долгая. Это как у земляники— корневище огромное, а
стебелек маленький. „Сказки дядюшки Римуса” — плотные, фактурные. Мне
хотелось сделать как бы масляную живопись. Применил я ацетатные белила.
Щетинной кистью покрывал ими все поле листа. А потом в нужных местах
эту фактуру процарапывал бритвой, рисунок заливал черной акварелью.
Получались рисунки острые, „колючие”, без намека на идиллию. Волк — это
техасский парень, кролик — ловкач, ему тоже палец в рот не клади.
Каждый здесь хватается за жизнь, как умеет». «Сказки дядюшки Римуса»
Джоэля Харриса с рисунками американца А.Фроста издавались по-русски с
1936 года (М.—Л.: Детиздат). С иллюстрациями Г.Калиновского выпущены в
издательстве «Детская литература» впервые в 1976 году.
2 Речь
идет об издании: Д.Свифт. Путешествия Гулливера. Роман. Пересказала с
англ. для детей Т.Габбе. Художник Г.Калиновский. М.: Детская
литература, 1985.
3 Редактором этой и многих других книг,
которые иллюстрировал Г.Калиновский, была Анна Борисовна Сапрыгина (р.
в 1935-м) — художественный редактор в издательстве «Детская литература».
4
Из заключительной строфы стихотворения В.Маяковского «Домой!» (1925). У
Маяковского: «...А не буду понят — что ж, по родной стране пройду
стороной, как проходит кисой дождь».
5 Ф.Ницше. Так говорил
Заратустра. Книга для всех и ни для кого. Введение Елизаветы
Форстер-Ницше. Перевод с нем. В.Изразцова.СПб., 1913. С. 271.
6 Цит. по докладу Т.Манна «Иосиф и его братья». Перевод Ю.Афонькина, в кн.: Т.Манн. Иосиф и его братья. Перевод с нем. С.Апта. Т. 2. М.: Худож. лит., 1968, с. 900.
|